Мальвина
Шрифт:
Рома с Никой быстро сработались, с ним ей было легко, поэтому она очень обрадовалась, что на эфир по благотворительной акции поставили его. Вероника очень волновалась. Она вообще никогда к работе не относилась спокойно. А тут ещё и марафон в поддержку 4-летнего мальчика, который был болен редким заболеванием головного мозга. Сначала предлагали второго ведущего, но ей не нравилось работать в команде. Она не любила делить ответственность; напрягалась, если партнёр делал что-то не так, как она себе это представляла; не хотела переживать за чью-то работу, кроме своей. Она буквально спровоцировала начальника, и он отдал эфир ей. Впрочем, на канале не было ведущего, который по профессионализму
И всё равно он отдал благотворительный эфир ей. Он постоянно ей что-то объяснял, предлагал свои идеи, но она всё сделала по-своему. Еле-еле Валентин Валерьевич тогда скрыл свою ярость. Но времени на разборки уже не оставалось, и сценарий Вероники отдали на суфлёр. Ведущая пошла в студию. Она стучала каблуками по кафелю, и этот звук отдавался в стенах. Ей казалось, она идёт так долго, что точно не успеет к началу эфира. Но прибавлять шаг она всё равно не стала – дыхание перестанет быть ровным, и придёт в студию, как лошадь после скачки. К тому же, она знала, что это только её тревожность удлиняет время. От кабинета до студии крошечное расстояние. А эфир сложный, поэтому и кажется, что время то летит, то кое-как тащится вперёд.
Вероника подошла к студии. Поправила узкую синюю юбку. Выпрямилась. Выдохнула.
Холодными тонкими пальцами она аккуратно опустила хлипенькую ручку двери вниз. И открыла вторую, куда более массивную дверь.
Яркий свет брызнул в глаза. Она зажмурилась и прошла мимо ламп. Она не любила такой чрезмерный свет, но знала, что без него хорошего эфира не будет. В потёмках никто не снимает. Зато если свет выставить грамотно, можно такие картинки делать, глаз не оторвёшь!
– Ты волнуешься? – Рома и ещё один оператор давно ждали, когда она придёт.
– Мальчики, очень.
Вероника села на тёмно-коричневый кожаный стул. Поёрзала на нём, как будто обживаясь в новой квартире. Этот стул купили специально для этого марафона. Все имеющиеся прежде уже примелькались, а тут – программа особенная – негоже было на обычном стульчике её вести. В итоге купили почти кресло, но пока выбирали, как-то попривыкли называть его стулом.
– Ты же всё умеешь. Даже не думай, что ты можешь сделать что-то не так, – Рома смотрел на неё, как будто хотел подбежать и закрыть от пуль.
– Ром, спасибо. Но тема такая… – Вероника оторвалась от монитора и вцепилась взглядом в его глаза. Рома моргнул, как будто она бросила в него дротик, но сделала это не со зла.
– Если что, знай, что мы рядом, – он быстро взял себя в руки, вытащил её дротик и опять перестал моргать, – Мы тебе всегда поможем. Но тебе это не нужно. Ты лучше всех, и странно, что тебе нужно об этом напоминать.
– Всегда нужно, – Вероника очень удивилась словам оператора. Она не знала, что там он в своей голове о ней думает, и уж никак не ожидала подобных высказываний.
Они начали готовиться. Она долго смотрела в суфлёр, пока операторы настраивали по ней технику. Визажист сыпала на неё пудру, отчего лицо её стало казаться почти фарфоровым и неестественно ровным. Ника читала текст и теребила карандаш. Ручки Вероника не любила – как-то это было банально. А вот деревянные карандаши – обязательно белые или чёрные – казались ей энергетически заряженными.
Энергию она искала
– Вероника, посмотри в камеру, – голос Ромы напомнил, что она отвлеклась.
– Ром, а почему вы берёте меня так крупно? – она недовольно посмотрела в студийный монитор и скривила губы, как будто съела конфетку, но та оказалась слишком сладкой.
– А что тебя смущает? – Рома улыбнулся.
– Мне кажется, это чересчур. Сделайте средний план.
– Не велено. Нам сказали, что ведущая должна идти только на крупных планах. Ну, кроме интервью, конечно.
– Ладно, тогда возьмите самый некрупный из всех крупных.
Все втроём рассмеялись.
– Хорошо, – сказал Рома и подмигнул Нике глазом.
Вероника почувствовала что-то забытое, ей стало одновременно волнующе и приятно. Но она отогнала все ощущения, решив, что ей мерещится то, чего нет на самом деле.
Очень долго выставляли свет. Но Войнова не капризничала. На это времени она никогда не жалела. Даже самое прекрасное лицо можно сделать страшным одной только лампой. И наоборот. Если коллеги умеют пользоваться светом, они сделают из ведущей писаную красавицу, всё ровненько будет, как с журнальной обложки, где на лице у модели не может быть ни малейшего изъяна. Вероника Войнова эту истину давно уяснила, поэтому никогда не спорила с фонарями, как она называла студийное освещение, и старалась прийти заранее, чтобы потом не сидеть с синяками под глазами и пятнами на лбу и шее.
До эфира оставалось 7 минут.
– Кондиционер оставим работать, а то жарко будет?
– Ника, нет. Очень слышно будет шум от него.
– Но мы же задохнёмся тут. Несколько часов будет идти эфир.
– Будем включать на рекламе и на сюжетах. Иначе никак нельзя, мы близко стоим – реально будет слышно.
Вероника сделала кислое выражение лица, как делают дети, когда им приходится уступить родителям, но они жаждут показать, что всё равно против.
– Смотри в камеру.
Она в камеру ещё раз изобразила на лице кислятину.
Рома смотрел на неё в монитор, и даже её недовольное личико его возбуждало. Он заставил себя думать о жене – очень красивой стройной девушке, на 10 лет моложе его. Он прожил в браке много лет, и все эти годы искренне любил её. Он представил, как занимается с супругой любовью, как ему хорошо с ней. «Да, всё отлично. У меня есть женщина, которая мне дорога… Я хочу быть только с ней». Он посмотрел в монитор. «И всё-таки я бы трахнул её так, как я люблю».
До эфира оставалось 2 минуты. Неожиданно дверь в студию открылась. Если бы она не была тяжёлой и массивной, она от такого напора, наверное, просто разбилась бы о стену. Отодвинув дверь, вбежал разъярённый Валентин Валерьевич. Он махал руками, как будто марафон в поддержку больного мальчика отменяется, а в студию едет Президент. Он кричал, но Вероника никак не могла понять, что не так. Только через несколько предложений до неё дошло – она, оказывается, забыла ему напомнить, что на пол на время эфира должны постелить красный ковёр в цвет заставки марафона.