Малыш
Шрифт:
Следует добавить, что благодаря урокам бабушки он проявил усердие в приобщении к заветам Господа, как их понимает католическая религия и в том виде, как они запечатлелись в сердце каждого ирландца. Утром и вечером он усердно молился.
Прошла зима — жестокая, с сильными ветрами, достигавшими иногда ураганной силы, и яростными смерчами, проносившимися по долине Кэшна. Сколько раз жители фермы дрожали от страха при мысли о том, что крыши построек и соломенные части стен будут просто унесены ураганом! Что касается просьб о произведении ремонта, обращенных к Джону Элдону, то они оказались пустой тратой времени. Поэтому Маккарти и его дети были вынуждены
У женщин тоже хватало забот — бабушка вязала, примостившись у очага, а Мартина и Китти хлопотали в хлеву и на заднем дворе. Малыш, находясь неотлучно при них, старался как мог. Он был в курсе всех дел, связанных с ведением хозяйства. Ухаживать за лошадьми ему еще было не под силу, но он подружился с осликом, добродушным животным, правда, немного упрямым, и очень его полюбил. Ослик отвечал Малышу взаимностью. Мальчуган хотел, чтобы его четвероногий дружок был таким же чистым, как и он сам, и постоянно чистил его скребком, заслужив одобрение Мартины. Что касается свиней, то здесь он потерпел очевидную неудачу — они, что называется, не сошлись характерами. С овцами Малыш поступил так: пересчитав их несколько раз, он записал их число — сто три — в старую записную книжку, подарок Китти. Его тяга к счету развивалась постепенно, и можно было бы подумать, что он брал уроки у господина О’Бодкинза в «рэгид-скул».
Кстати, не проявилось ли призвание к ведению бухгалтерии в явном виде в тот самый день, когда Мартина отправилась за яйцами, оставленными на зиму?
Фермерша взяла десяток наугад, как вдруг Малыш воскликнул:
— Только не эти, госпожа Мартина.
— Не эти?… Почему?…
— Потому что вы берете не по порядку.
— Какому порядку?… Разве куриные яйца не все одинаковы?…
— Конечно нет, госпожа Мартина. Вы только что взяли сорок восьмое, а надо было начать с тридцать седьмого… Вот посмотрите-ка!
Мартина присмотрелась. И что же она обнаружила? На скорлупе каждого яйца стоял номер, проставленный Малышом чернилами! А поскольку фермерше понадобился десяток яиц, она должна была их брать согласно нумерации — с тридцать седьмого по сорок восьмой, а не с сорок восьмого по пятьдесят девятый. Что она и сделала, поблагодарив мальчугана за труд.
Когда за завтраком она рассказала эту историю, раздались всеобщие возгласы одобрения, а Мердок добавил:
— Малыш, а ты не пересчитал кур и цыплят в курятнике?
— Конечно, пересчитал… — гордо заявил мальчуган. Достав блокнот, он важно сообщил: — Сорок три курицы и шестьдесят девять цыплят!
На что Сим заметил, улыбаясь:
— Тебе бы следовало пересчитать овсянку в каждом мешке…
— Не шутите, дети! — вмешался Мартин Маккарти. — Это лишь доказывает, что Малыш любит порядок, а порядок в малом — это точность в большом, а значит, и в самой жизни.
А затем, обращаясь к мальчику, добавил:
— А как твои камешки, те самые, что ты получаешь от меня каждый вечер, много ли их набралось?
— Горшок набит уже изрядно, господин Мартин, — ответил Малыш, — у меня их пятьдесят семь.
И действительно, прошло уже пятьдесят семь дней с того дня, как он появился на ферме Кервен.
— Э! — заметила бабушка. — Да у него
— Послушай, Малыш, — подхватил Сим, — сколько пирожков ты мог бы купить на эти деньги!
— Пирожков?… Нет, Сим… Я бы предпочел хорошие тетради для письма!
Год заканчивался. Ноябрьские шквальные ветры сменились собачьими холодами. Землю покрывал толстый слой слежавшегося снега. Вид деревьев, опушенных белым инеем, и гирлянды сосулек радовали сердце нашего юного героя. А какие прекрасные узоры рисовал мороз на стеклах!… А река, замерзшая от берега до берега, на которой глыбы льда образовали страшный затор!… Конечно, зимние картины были для него не внове, он часто их наблюдал, пробегая по улицам Голуэя вплоть до Кледдаха. Однако в тот нищенский период жизни Малышу было не до красот природы. Ведь он ходил по снегу босиком! Северный ветер насквозь продувал лохмотья! Глаза слезились, отмороженные и покрытые струпьями руки ужасно болели! А когда Малыш возвращался в школу, к очагу его не подпускали! Нет, лучше не вспоминать!
Как же счастлив он был теперь! Что за радость жить среди людей, которые тебя любят! Казалось, что их нежность согревала Малыша больше, чем одежда, защищавшая от северного ветра, здоровая пища на столе и жаркое пламя охапки хвороста в глубине камина. Но что было лучше всего теперь, когда он начал становиться полезным, так это тепло добрых сердец, окружавших его. Он действительно рос дома. У Малыша была бабушка, мать, братья, родственники. И среди них, думал он, и потечет его жизнь… Он никогда с ними не расстанется… Здесь он будет зарабатывать на жизнь… Зарабатывать на жизнь, как сказал однажды Мердок. К мысли о заработке Малыш возвращался постоянно…
Какую радость ощутил он, когда впервые смог участвовать в одном из праздников, быть может самом почитаемом в ирландском календаре.
Это было двадцать пятого декабря, Рождество. Малыш знал, какому историческому событию посвящены торжества, связанные с этим днем. Но он не знал, что Рождество — чисто семейный праздник в Великобритании. Это стало для него сюрпризом. Разумеется, он заметил, что с утра в доме началась какая-то веселая суета. Но поскольку бабушка, Мартина и Китти не обмолвились ни о чем ни словом, то он решил никого ни о чем не спрашивать.
Малыш от души порадовался, когда ему велели надеть самую лучшую одежду. Так же поступили и сам Мартин Маккарти и его сыновья, бабушка, ее дочь и Китти с самого утра, чтобы отправиться на двуколке в церковь Силтона, и не снимали свои наряды весь день. Догадку Малыша о необычности происходящего подтвердило и то, что обед был отложен на два часа и что была уже почти ночь, когда стол был поставлен посреди большой залы с таким количеством свечей, что приобрел просто ослепительный вид. На столе стояли три-четыре дополнительных блюда, не считая кувшинов с пенящимся пивом и огромного пирога, испеченного Мартиной и Китти по рецепту, завещанному еще какой-то прабабушкой, прославившейся своим кулинарным искусством.
Как всем было весело сидеть за этим праздничным столом, — пусть подскажет читателю воображение! Радость была всеобщей. И даже Мердок искренне предавался веселью, что с ним случалось крайне редко. Выражалось это в том, что, когда все хохотали во все горло, он улыбался, и эта улыбка походила на солнечный луч в разгар зимы.
Что касается Малыша, то больше всего ему понравилась рождественская елка посреди стола — увитая лентами, со светящимися звездами, сверкающая и нарядная.
И вот бабушка сказала: