Малышка Джинн
Шрифт:
Сейчас Майкл носится с идеей передвижной всемирной выставки. Он хочет сделать из холста павильон в виде гигантской статуи. Замысел просто грандиозный. Первым пунктом остановки будет Пекин, столица красного Китая.
Это мы еще посмотрим, хмыкнула про себя Карен. Майклом надо руководить. Он слишком художник и слишком горяч. Но разве не из-за его темперамента она остановила свой выбор именно на нем?
— Дорогуша, я делаю успехи, — всплыл в памяти Карен его голос, исполненный самодовольства. — Я уже позвонил парням в «Бетель-групп». Они готовы заняться инженерными расчетами...
Услышав это, Карен открыла
— Они откликнулись. — Майкл самодовольно ухмыльнулся. — Моя идея не показалась им завиральной. Инженеры обещали просчитать технические параметры конструкции. Нельзя позволить, чтобы ветер или дождь повредили мою Леди Либерти. Мы уже подписали протокол о намерениях...
Карен усмехнулась, вспоминая этот разговор, состоявшийся в доме Майкла. Если он один, без нее, станет заниматься проектом, то протокол о намерениях останется лишь протоколом о намерениях. Тогда она не решилась выражать свои сомнения на этот счет, а просто спросила:
— Майкл, какого же размера будет твоя новая возлюбленная?
— Гигантского! Сто пятьдесят один фут сама фигура, а постамент — двадцать четыре. Реальные размеры Статуи Свободы. Внутри нее, на нескольких этажах, будут развешены картины современных американских художников. На скольких именно, предстоит рассчитать. А сверху фигура будет покрыта холстами размером четыре фута на четыре. Общая площадь этих холстов составит двадцать четыре тысячи квадратных футов. На каждом холсте будет какая-то деталь Леди Либерти. Ну, например, глаз, нос... Мы будем разбирать ее при переброске морем или по воздуху из одной столицы в другую...
Услышав это, Карен покачала головой. Майкл просто невероятный, потрясающий! Он гениальный!
— Да, да, Майкл, это здорово! А ты уже учредил корпорацию? Открыл счет в банке?
— Да, — гордо заявил он. — Корпорация называется «Либерти Пейнтинг». У нее уже есть один спонсор.
Майкл довольно ухмыльнулся, а Карен с шумом втянула воздух.
— Ты покажешь мне документы?
— Конечно, дорогая. Очень надеюсь, что ты возьмешь в свои нежные руки всю организационную и финансовую часть... А уж творческой я буду заниматься сам.
Карен просмотрела папку с бумагами. О Боже! Действительно, на счете уже есть четверть миллиона долларов. Но спонсор! Спонсор — Майкл Фадден! Интересно, не гонорар ли за портрет американского президента, проданный благодаря выставке, устроенной Тиной, он вложил в новое дело? Ее тетка попала прямо в десятку с этой экспозицией. Она назвала ее «Президент — американская икона». Но кто додумался до такого названия? Она, Карен Митчел. В Сан-Франциско все просто с ума посходили. В галерею валили толпы народа. Еще бы, кто откажется поглазеть на писанные маслом поясные портреты президента, на остроумные и беспощадные графические карикатуры на него самого и на его окружение, наконец, на «гвоздь» экспозиции — коллаж «Президент в облике Кентавра»? Тем более что парковку возле галереи они сделали бесплатной.
Это был настоящий успех их с Тиной галереи. Они хорошо поработали и, кстати, хорошо заработали.
Карен улыбнулась. Разве деньги не признак успеха? А она так сильно любит успех, что никогда бы не смогла
— Я уверен, Карен, моя идея «Либерти Пейнтинг» попадет в точку. Мы заработаем на ней кучу денег и станем знамениты не только у себя в Америке. Мне очень хочется, чтобы моя слава пересекла океан. Я убежден, искусство вообще способно помочь людям с некоторой долей юмора посмотреть на взаимоотношения между странами по-новому, непредвзято взглянуть на многие проблемы...
Она улыбнулась, оценив грандиозность планов Майкла.
— Ты думаешь, я репетирую речь на открытии экспозиции? — Он вдруг умолк, пристально посмотрел на Карен и наклонился совсем близко. — Я хочу тебя поцеловать. Можно?
Карен кивнула, потому что именно этого она и хотела. А потом сказала:
— «Либерти Пейнтинг» будет наше с тобой первое дитя.
— Ты не представляешь, какую радость доставляют мне твои слова...
Майкл жадно впился в губы Карен горячим ртом. А потом... Они сами не ожидали того, что произошло дальше.
Вспомнив эту сцену, Карен снова ощутила слабость в коленях. Господи, да она просто не доедет до Майкла, если будет и дальше предаваться столь приятным воспоминаниям. Хватит, приказала она себе, уже зная, что, как только переступит порог дома Майкла Фаддена, они просто повторят все то, от чего у нее слабеют колени.
Но колени ослабели у нее гораздо раньше. Карен затормозила перед хорошо знакомым домом в викторианском стиле и обомлела. Ноги не слушались, она никак не могла выйти из машины. На табличке, установленной возле дома, было написано: «Продается».
Глава третья
Птенец трясогузки
— Генри! Генри! Ты только посмотри!
Генри Мизерби вздрогнул от громкого с хрипотцой голоса и не двинулся с места. Он остался сидеть в своем кресле на веранде и любоваться закатом.
Это время суток стало его любимым вскоре после того, как он женился на Сьюзен Снарк. Генри усмехнулся. И вовсе не потому, что скоро наступит ночь. И он, и Сьюзен не впадают в волнение в ожидании ночи, как это часто происходит у молодоженов. У супругов Мизерби к вечеру возникает одно-единственное желание — поскорее разойтись по своим комнатам в разных половинах дома и не видеться до утра.
Он вздохнул, принимая этот факт как данность, как уговор, который никто из них не собирался нарушать. Что делать, если жизнь распорядилась ими так, как распорядилась.
Солнце клонилось к закату, и старинный английский городок Бат затихал. Особняк семейства Мизерби, окруженный вековыми дубами, могучими ясенями, раскидистыми каштанами тоже постепенно погружался в сумерки. Каждый раз, сидя вечерами на веранде, Генри любовался изумрудно-зеленым классическим английским газоном и тем, что располагался в уголке сада, — веселым лохматым мавританским газончиком. Деревенский житель ни одной страны мира никогда бы не соотнес пышное название «мавританский газон» с этим обыкновенным некошеным кусочком цветущего луга. Шмели, пчелы, осы неустанно устремлялись к нему, соблазняемые густыми ароматами разнотравья. Откормленные соседские коты-кастраты тоже были бы не прочь поваляться на травке, но живая изгородь из барбариса и еще Бог весть каких кустарников, умело подстриженных старым садовником Питером, была для них непреодолимым препятствием.