Малышка из трущоб
Шрифт:
— Мне до сих пор стыдно, что вы одели меня «с нуля», — тихо призналась, глядя на свои руки.
— Брось, — отмахнулся мужчина и завел машину. — Это такая мелочь. В понедельник мы сделаем с тобой большое дело, — хитро произнёс он, выезжая на дорогу. — Переведём деньги на счёт твоей матери и позвоним. Хочу, чтобы она поторопилась с путёвкой в профилакторий.
— Артё…
— Нет, Алиса. Это даже не обсуждается. Нельзя тянуть, да и зачем? Если тебе будет спокойней, можешь мне отдавать каждую неделю свои честно заработанные мои же деньги, — он
Я нахмурилась, но обижаться не получается.
— Ой, да ладно тебе, — усмехнулся мужчина, даже не скрывая своего торжества и веселья. — Ты мне всё вернёшь. Обещаю, — клятвенно заверив, подняв ладонь. — Это даже хорошо, что ты мне должна. Теперь я смогу просто тебя шантажировать, а не выдумывать хитрые комбинации.
— Вы не сделаете этого, — изумлённо произнесла, глядя в искристые голубые глаза, которые вдруг превратились в нахальные.
— Нет, конечно, — легко согласился мужчина, хитро прищурившись. — Но очень надеюсь на твою порядочную совесть, которая тебе просто не позволит отказывать мне, тем более я ничего такого и не предлагаю.
— Ваша невозмутимость… — выдохнула я, заражаясь весельем, медленно мирясь с ситуацией. — Не знает границ.
— Обещай, что не станешь злиться и паниковать, — немного виновато спросил мужчина.
— Вот теперь, я точно волнуюсь! — воскликнула я.
— Обещай, пожалуйста, — попросил он.
— Ладно, — сдалась я и тут же изумлённо уставилась в окно. — О, нет! Я уже паникую! Почему мы едем в аэропорт?
— Не поверишь, — непринуждённо произнёс нефтяник. — Испанцы такие невнимательные, всё напутали. Пришлось срочно лететь в Мадрид на… переговоры.
— Не-ет… — заторможено прошептала, просто поражаясь наглости и изобретательности этого мужчины.
— Ага, вот твой паспорт, виза и билет на самолёт. Уже в десять утра будем на месте, — мужчина протянул мне мои же документы, заставив сердце биться чаще, от волнения.
— И сколько продлятся… гм… переговоры? — иронично поинтересовалась, совладав с эмоциями. Просто ничему не удивляться, главное, не удивляться…
— Завтра в пять вечера вылет, как раз к церемонии будем. Алексей и Слава в курсе, — спокойно ответил он.
Откинулась на спинку, соглашаясь с правилами, пока непонятной мне забавы.
— Вы нашкодили, а радуетесь, как будто подарок от Деда Мороза получили, — заключила я. Может, немного легкомысленно с моей стороны делать такие выводы в адрес миллиардера, но…
— Я не нашкодил, — серьёзно ответил нефтяник. — Там в отеле,… находясь один,… я просто умираю. Мной всегда двигало желание создать крепкую и любящую семью, когда надежда пропала,… я заменил мечты о семье работой. Загрузил себя, чтобы не думать и так существовал. А тут вдруг остановился… И всё всплыло, понимаешь?
Я кивнула, очень остро ощущая переживания и эмоции этого, казалось, очень сильного человека, который не побоялся открыться мне. Мне — человеку, который для него ничего не сделал и вряд ли когда-то сможет сделать. Просто потому, что он выбрал меня по
— Я там задыхаюсь в этих стенах. Начинаю думать, думать, думать. А самое страшное — жалеть и корить себя. Чувство вины разрушает личность, никогда не вини себя ни в чём, Алиса, — мужчина поджал губы, а я опустила глаза. Мне просто вдруг стало невероятно жаль мужчину. Нельзя чтобы он увидел. — С тобой я отвлекаюсь, забываю… Мне кажется, что я использую тебя как подушку безопасности и хочется просто дать что-то взамен.
— Я понимаю, — тихо пробормотала. — Я не «против»…
— Спасибо, — искренне поблагодарил он и включил радио, чтобы немного разрядить обстановку и отвлечься.
Всю оставшуюся дорогу я думала, как много боли сокрыто в душе этого удивительно мужчины, неиспорченного деньгами и властью. Я знаю его так мало, но уже могу уверять, что он честный и порядочный. Может, в работе ему приходится идти на хитрости, но вряд ли он способен хладнокровно «раскатать» человека, пойти по головам. И почему же, он так несчастен?
Сейчас отчётливо вижу: в душе почти нет радости. Искорка загорается на краткий миг, когда мы увлечены каким-то делом или разговором, когда я что-то творю или рассказываю. Ему всего тридцать один, а он уже хоронит себя заживо и обрёк на одиночество. Почему?
— Вы потеряли веру, да? — тихо шепчу, боясь прослезиться. Просто внезапно стало страшно. Страшно, что со мной может запросто случиться то же самое.
Прадов едва заметно сжал руль, а мышцы под рубашкой напряглись.
— Увы… — выдохнул он и больше я ни о чём не спрашивала. Он прав: мы превосходно понимаем друг другу.
Через три с половиной часа нас встречал солнечный Мадрид, жгучие испанцы и родина фламенко. Я бывала в этом аэропорту раз пять точно, но именно сегодня захватило дух. Я словно взглянула на город другими глазами, и не переживала, что у меня совсем нет одежды и зубной щетки… Зато есть прекрасная компания и почти два дня впереди.
Мы сразу заселились в номер с двумя комнатами, по дороге заехав в магазин, просто чтобы купить мыльные принадлежности, и так по мелочам. Вещей у нас, кроме документов, не было, мы сразу спустились в ресторан, как раз на завтрак. Шведский стол поразил разнообразием блюд.
В самолёте я выспалась на плече у нефтяника и сильно проголодалась.
— Я хочу всё, — искренне призналась, глядя на витрины раздачи, горящими глазами.
Мужчину позабавил мой настрой и аппетит.
— Много не бери, всё рано не съешь. Возьми немного строительных материалов для очередной Сьюзи и хватит. Если оставишь на тарелке еду, гостеприимные испанцы обидятся. Сейчас вообще хотят ввести штраф за несъёденную еду, — доверительно поведал он.
— Ужас, — удивлённо пробормотала и стала накладывать себе в тарелку фруктовый салат, взяла ещё запеканку с изюмом и не смогла отказаться от сосисок гриль в каком-то соусе.