Малюта Скуратов. Вельможный кат
Шрифт:
Иоанн замер, как громом пораженный. Малюте мысли умника Сильвестра весьма пришлись по сердцу. Он не раз их потом повторял Прасковье. Со временем Малюта настолько с ними сжился, что запамятовал, кому они изначально принадлежали.
Так, наставляя Иоанна, Сильвестр, совершенно того не желая, воспитывал будущего главного опричника и отца царицы Марии Годуновой.
— Но ежели жена по мужнему поучению не живет? — спросил Иоанн, низко опуская лоб с парчовой повязкой, подхватывающей длинные прямые волосы. — Ежели она идет поперек мужу? Что тогда?
Его что-то мучило, глубоко затаенное и невысказанное. «Не все,
— Вот что я тебе ответствую, государь пресветлый. Ежели твоя жена по твоему мужнему поучению не живет, то тебе придется поучить ее, хоть и с любовью и благорассудным наказанием.
Сильвестр боялся, что, если Иоанн умрет, он может подвергнуться несправедливому осуждению за несодеянные поступки. Отношения с кланом Захарьиных-Юрьевых у Сильвестра и Алексея Адашева складывались непросто. От боярских соглядатаев реформаторам не поздоровится, когда опека царя на какой-то период ослабеет.
— Жена боярина, князя или государя не более чем его раба и ни в чем не имеет права выйти из-под его воли. Однако мужу надобно ее наказывать наедине и, наказав, пожаловать и примолвить. А друг на друга вам не должно сердиться.
— Какое же наказание…
Иоанн, не довершив фразы, бессильно упал в кресло. Сама мысль о наказании Анастасии показалась кощунственной и ужасной. Он так ее любил и так хотел иметь от нее сына, а не только дочерей.
— Мы, православные, сердечный народ, — начал издалека Сильвестр. — Мы не жестокие варвары, не басурманы какие-нибудь. Женщина на Руси пользуется особой благостью и покровительством господним.
Тот, кто стоял в сенях, затаил дыхание и тщательно прислушался. Случайно пойманное ухом определило его дальнейшее отношение к собственному дому и семье. Он своих детей будет воспитывать, как Шуйские или Мстиславские. Ни в чем отказа им не знать. И Прасковьюшку миловать и почитать, как полагается, он согласен, но и держать ее надобно в строгости, как и детей.
Между тем Сильвестр продолжал:
— А только жены, сына или дочери наказание неймет, то плетью постегать — не перед людьми, наедине. А по уху, по лицу — не бить, или под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колотить, и ничем железным или деревянным. А ежели велика вина, то, сняв рубашку, плеткою вежливенько побить, за руку держа!
Иоанн вновь вскочил с кресла. Лицо исказилось и в багровом тумане стало похоже на маску, какие напяливают на собственный лик скоморохи.
— Ты с ума сошел, смерд! — вскричал он. — Пошел прочь от меня. Изыди! Чтобы я свою Настасьюшку плетью?! Да ни за что на свете! Я царь, я сам знаю, как поступать. Не нужны мне твои поучения! — И Иоанн стрелой вылетел из комнаты мимо Малюты и растворился во мраке.
Воздух в кремлевских переходах обладал одной непонятной особенностью. Факелы не в силах были разогнать густую темноту. Быть может, именно этим вечером пробежала черная кошка между учителем, который без позволения присвоил себе столь высокий чин, и учеником, который не желал ни в чем признавать чьего-либо верховенства и вместе с тем продолжал находиться в зависимости и от
Малюта оказался мужиком на редкость рачительным. Сначала двор надобно привести в порядок. А двор с чего начинается? Кто не знает, тому и избы настоящей никогда не иметь. Двор начинается с ограды. А ограда с чего? С ворот и калитки. Куда они смотрят, перво-наперво и определить хозяину. Ну определил, а дальше? Дальше-то что? С чего дело ладить? С запоров! Вот под них ворота с калиткой сообразить надо. А от ворот с калиткой побежит ограда. Батюшка Скуратыч любил повторять:
— Какой запор, таков хозяин. Если беречь не умеет, то и наживать не стоит. К чему тогда огород городить?!
Мысли о замках да запорах пригодились Малюте в дальнейшем. Так хозяйское, обогретое у сердца, выпестованное не за месяц и даже не за год, проникло в его деятельность навечно. Ни разу у Малюты никто не сбежал.
Забор он сложил на славу. Камень чередовался с кирпичом и деревом. Высоченный — через него не перелезть, а о том, чтобы заглянуть, и речи идти не могло. Гладкая стена окольцовывала дом. С оградой справился быстро. Тут природное чутье за собой вело. Потом занялся хозяйственными постройками. Пришлось нанять некоего Семку-плотника. Вороватый парень, однако ловкий и с опаской. А опаска — не хуже, чем Бог в душе. Коли у человека Бог в душе, то он чужого не возьмет, кто опаску имеет, тот лишнего не возьмет. Семка конюшню возвел, амбары, овчарню.
Малюта Казань воевал, а достаток что хлеб в печи поднимался. Всем Прасковья заправляла. С девкой Акулькой, личной прислужницей. Эту самую Акульку от боярышень не отличишь. Малюта, когда Прасковье какой-нибудь недуг мешал выполнять супружеские обязанности, брал Акульку к себе, чтоб ярость мужскую утихомирить. Прасковья помаялась-помаялась да и решила: лучше в доме, чем на стороне. Муж у нее силен, здоров, а мясо своего просит. Так и поладили. Васюк Грязной ухмыльнулся:
— Коли муженек не глуп, то и жена не дура. Позавидовать можно тебе, Малюта! Хитер! Даром что хлюст!
Малюта на первых порах Акульку одеждой отличил, а главное — сапожками. Не любил он с юности расшлепанных ступней у девок да пяток потресканных. Он любил, чтоб ножки были мяконькие, как у Прасковьи, да нежные. Вот Акулька с каких-то пор и в желтеньких сапожках носилась первой помощницей у Прасковьи. И все шло хорошо, мирно и ладно, благолепно и в полном согласии.
Когда постройки построились, а построились они очень быстро, пришла пора заполнять их. Однако Малюта был человеком обстоятельным и неспешным, что в хозяйстве, особенно когда к нему приступаешь, чрезвычайно важно. Продукты Должны быть собственные, не покупные. Без хорошей жратвы — никуда. Жратва и постель — главное. С них он и начал.