Мама для трех лисят. Тайны дворцовых переходов

Самсонова Наталья

На широком блюде лежала длинная, свернутая в кольцо цепочка. От нее в разные стороны расходились тонкие до прозрачности шипы.

– Подобные вещи в прошлом цеплялись на доноров магии, – сочувственно произнес целитель Далвертон, – потом мы, целители, научились передавать чистую силу более гуманным путем, и эти жуткие цепи остались лишь в прошлом. Сейчас такое можно увидеть только в музее истории целительства.

– Ее оттуда украли? – подозрительно сощурилась я, не понимая, как это могло не ощущаться.

– Нет, что вы, – отмахнулся от моего вопроса

целитель, – это новодел. Те-то из золота, с драгоценной инкрустацией. А тут дешевая колдо-сталь.

– А вот это что? – Ликорис указала на черепки, лежащие отдельно и мною поначалу не замеченные.

– То, что вы раздавили. Не могу сказать, что это, но... Диагност должен был показать цепь, но не показал. Значит, этот амулет скрывал ее.

– А как осуществляется передача силы? – тихо спросила я.

– Болезненно. – Целитель развел руками. – Очевидцы писали, что доноры страшно кричали и редкий маг соглашался выступить в такой роли дважды.

Целитель Далвертон присел напротив нас, еще подробно объяснил, что рукой мне ничего нельзя – даже волосы расчесывать, даже шпильки трогать.

– Вот она у вас красиво висит вдоль тела, пусть и висит, или по-благородному, чуть согните и кисть у талии держите. – Магистр тяжело вздохнул. – Цепочка шла до локтя, до одного из основных энергетических узлов. Удивительно, что вы не ощутили просадки в силе.

А я ощутила. Давно. Затем привыкла, смирилась. Решила, что так и должно быть.

– Вот это я заберу. Возложу на алтарь, пусть богиня знает о деяниях паствы своей.

Целитель ушел вместе с Ликорис: у нее начались зачеты в Академии, и времени не было даже на мужа, из-за чего он изволил сильно нервничать.

– Он до сих пор не может смириться, что я использую свою девичью фамилию, Доварнари, – рассмеялась Ликорис, – но что поделать, если мир знает меня именно под этой фамилией?

Подруга упорхнула, пообещав, правда, навести справки по артефакторам, способным повторить старинный артефакт.

– Присмотри за детьми, – я взглянула на Дамьена, – мне не по себе.

Теневик растворился в воздухе, а я… А из меня будто вытащили стержень.

– Теперь ты от них не зависишь. – Кайрнех поспешно сел рядом и перетянул меня к себе на колени. – Совсем-совсем свободная Ноэль.

Я не плакала. Кажется, в прошлые разы из меня вышла вся соль и осталась лишь горечь.

– Он ведь подготовился. Этот шрам удаляли до того, как… Как переселили меня в дом. Я не понимаю, просто не понимаю. У короля двое сыновей, двое! И оба его: родовой гобелен Эрвитанских висит в музее, и любой, абсолютно любой гражданин может на него посмотреть. Так зачем же городить весь этот кошмар?! Я касалась проклятья опосредованно, но этого было достаточно, чтобы понять: оно заслуженное. Дважды заслуженное! Каким же он будет королем, если уже принцем так жесток?

Я говорила и говорила, шептала, а Кайр гладил меня по спине и со всем соглашался.

– Люди любят Деррека, – проговорил магистр теней, – к тому же мы не знаем, каков механизм передачи титула.

– Или принц

смог обмануть отца, – я криво улыбнулась, – свалить свою вину на кого-то другого. Знаешь, сколько таких историй я слышала? Ой, это не наше проклятье, мы просто мимо проходили. А те, кто действительно мимо проходил, молча страдают, считая, что получили по заслугам.

Прижавшись щекой к груди Кайрнеха, я замолчала. И вдруг поймала себя на том, что прислушиваюсь к биению его сердца. Прислушиваюсь и пытаюсь различить, где же прячется его проклятье.

Или его нет? Где же…

Вот оно.

Холодное. Нет, не холодное. Ледяное и острое, оно режет воображаемые пальцы и впитывает кровь.

– Ноэль, – хрипло произнес Кайрнех, – не трогай это.

– Оно не убьет меня, – упрямо отозвалась я.

– Как и меня, – напомнил он, – считай, что я просто его храню. Моя мэйари, как мне жить и уважать себя, если из-за меня ты пострадаешь?

В конце фразы мне послышался глухой рык, а через мгновение я оказалась полулежащей на софе, а Кайр… Кайр навис надо мной, и его потемневший взгляд ясно говорил о том, что мысли моего лиса далеки от всех проклятий мира. Правда, при этом он очень бережно отнесся к моей пострадавшей руке. От этого мое сердце переполнилось нежностью, и я замерла в предвкушении.

Однако, склонившись надо мной, он замер, будто ждал моего согласия, моего приглашения. Как будто я могла бы отказаться от него. От его поцелуев и ласк.

– Что-то не так? – тихо спросила я.

– Мне не стоит желать большего, – выдохнул Кайр, – чем я уже имею.

Подняв руку, я провела кончиками пальцев по его лицу, огладила скулу и случайно задела уголок губы.

– И все же.

– Я знаю, что приятен тебе. – Он так и нависал надо мной, не сокращал расстояние меж нами, но и не отстранялся. – Просто иногда не уверен, что ты хочешь того же, что и я.

– Будь уверен, – с нежностью произнесла я и, положив руку на плечо Кайра, притянула его к себе.

Я поняла, о чем пытался сказать мой магистр: все поцелуи, все объятия и ласки всегда начинает он. Вероятно, с его стороны это выглядит не очень хорошо, но… Мне нужно время. Никто и никогда не нуждался во мне, в моей любви и моих поцелуях.

– Я нуждаюсь, – хрипло выдохнул Кайрнех. – В тебе. Во всем, что ты захочешь мне отдать, Ноэль.

Ох, я вновь говорила вслух?

– Твоя близость сводит меня с ума, Кайр, – прошептала я.

И в следующую секунду его рот смял мои губы в настойчивом, жарком поцелуе. Мы будто стали едины, неотделимы друг от друга. Время застыло, давая нам кратковременную передышку. Позволяя нам остаться наедине. Позволяя разделить краткое мгновение теплой близости.

– Кажется, твоя коса расплелась, – мягко прошептал Кайр.

– Гораздо больше меня волнуют расплетенные завязки у лифа, – тихо рассмеялась я и, прикусив губу, осторожно спросила: – Почему мы… Почему мы не пошли до конца?

Кайр подхватил мою ладонь и огладил пальцами сияющее серебро метки.