Мама из другого мира. Делу - время, забавам - час
Шрифт:
На столе в кабинете, в окружение разных свертков, обнаружился подарок, который не заметила ночью. С братом, по традиции, общались мы сидя на кровати, каждый около своей спинки. Короткая записка красивым каллиграфическим почерком выдала дарителя, вызывая радостную улыбку. Понятно, почему это было не под ёлкой – очень уж тяжеловесный дар. В этом весь Ричард – никаких полумер и полутонов. Только щедрость и чуткость.
Я всегда отмечала, как внимательно он слушает все, что я ему говорю. Больше месяца
– Резать, гранить, шлифовать каменные заготовки для музыкально-лекционных шкатулок у меня самой нет ни времени, ни сил, ни желания, – жаловалась мужчине без зазрения совести. – А еще камни нужно подбирать. Готовых болванок у меня хватит на пару недель, а потом – катастрофа. Или мне теперь сидеть ночами под заглушкой и делать тупую работу или покупать втридорога. Или того хуже – переделывать отработанную версию рун под новый размер камней, а это значит, переделывать шкатулки.
Переживала я не на пустом месте. Сейчас мне удалось добиться унификации. Есть четыре шкатулки, к которым подходят все камни с лекциями. Изменение одного ведет к изменению другого. Ричард слушал женские стенания и выцеловывал профессиональные шрамики на моих пальцах, отчего я буквально млела.
И вот передо мной на столе стоит окованный чеканным металлом ларец, а в нем… около двух сотен идеальных болванок из отличного серо-голубого халцедона. Даже в выборе камня проявлялась забота, недаром подобный камень любили резчики гемм в Древней Греции – легкий в обработке и хорошо держит форму. В отдельном бархатном мешочке лежали три болванки из полупрозрачного коричневого кварца и записка.
«Это подарок для меня. Камни цвета твоих глаз, хранящие твои песни, согреют мне сердце».
Даже тот давний разговор про любящие сердца он не забыл и нашел способ намекнуть мне на это.
Я была растрогана до слез.
Шмыгнула носом и глубоко вздохнула, возвращая себе душевное равновесие. Не хватало ещё и в самом деле разреветься на пустом месте.
А вот посыпать себе голову пеплом время самое подходящее.
У меня тоже был подарок, меркнущий на фоне столь ценного дара Медведя. Контраст был настолько очевиден, что я испытала некоторую неловкость, а вместе с ней пришел нормальный русский вопрос – что с этим делать?
Ответ был очевидным: прекращать маяться дурью. Вот какого, спрашивается, рожна мне еще надо? Есть надежный мужик, преданный мне душой и телом. Есть я, которая тянется к нему, как подсолнух к солнцу. Впервые за много-много лет вновь чувствую себя слабой и хрупкой женщиной рядом с сильным мужчиной… и это так пьянит! И даже этот чертов медвежий импринтинг проникает в душу все глубже и глубже, потому что свою жизнь без Мишки я уже не представляю, мужчин других в упор не замечаю. Вон их сколько вокруг вертится, особенно в теневом департаменте.
Значит, пора определиться. Вот дождусь Ричарда с его операции и займусь вопросом с подарком, который скажет оборотню все за
Дом уже суетливо жужжал. Мастер Гевин, как и обещал, поднял всех рано и вместо разминки учинил авральную уборку. Цель – все привести в надлежащий порядок до завтрака. Народу много, работают все, так что быстро управятся. Досталось даже мелким, которые метались по дому как таракашки, выполняя разнообразные поручения, требующие частых перемещений: принести забытый совок, отнести собранный мусор, позвать старших ребят на помощь. Добин и Петрим работали вместе со всеми, но Китика я не видела.
– Он в комнате, у него голова болит, – Петрим смущенно мял подол туники, и смотрел куда угодно, но только не на меня. – После разговора с Флином у меня тоже болела. Сильно. Вот тут, – парень указал на лоб.
Ещё бы не болела – считать столько информации и разобраться в мотивах поведения – это не хухры-мухры.
Сам брат обнаружился у постели Китика. Не успела я подумать, что Флин совсем не спал, как услышала обратное.
– Спал. Просто зашел проверить мальца.
– По тебе и не скажешь, – я изучала черточки лица измученного брата и остро ему сочувствовала. Может и спал, но крайне мало.
Большой талант – большая ответственность. Если взрослому Флину из-за его способностей нет ни роздыху ни продыху, то что же будет с моим сыном?
Китик повернул голову и слабо улыбнулся узнавая. Это была совсем другая улыбка – яркая и чистая. Человек, отягощенный страшными воспоминаниями, так улыбаться не сможет.
– С парнем все уже хорошо, – пришло по эхо-связи, – он все помнит, но очень смутно. Не напомнят, забудет как детские страхи.c992b
– Китик, ты завтракать здесь будешь или со всеми? Скоро гонг, – парень кивнул и тут же застонал, схватился рукой за голову.
– Скоро станет легче, – приободрил «пациента» Флин и вышел со мной за дверь.
Выяснив, что на службу брат собирается только вечером, отправила его отдыхать, а сама пошла с ежедневным обходом.
Далеко идти не пришлось, уже в гостиной наткнулась на драматическую картину: шкодята и малыши сгрудились около елки и не давали старшим девочкам начать снимать игрушки.
– Арья, ты чего, – увещевала Тамия, – это Пат без царя в голове, но ты же понимаешь... Мастер Гевин приказал, чтоб все как обычно стало.
– Ну, Тами, ну, пожалуйста, пусть еще денек побудет, – упрашивали мелкие хором, коллективно состроив печальные мордашки с целью надавить на жалость.
– Да мне самой жалко, правда. Но праздник закончился, – девушка развела руками.
– Ничего, Тамия, – вмешалась я, – ничего страшного, если мы поживем в красоте до вечера, – малыши визгами выразили свой восторг. – Но вечером дружно и без споров все уберем и сохраним. Это праздник ежегодный и игрушки нам ещё пригодятся. Договорились?