Мама, которая не любит. Взгляд психотерапевта на сложные отношения матери и дочери
Шрифт:
Я всю жизнь старалась заботиться и о них. Но родители предпочитали мою младшую сестру, хотя в конце жизни папа признал, что был не прав в столь строгом отношении ко мне. С сестрой я не общаюсь давно, она ужасный и дурацкий человек, даже говорить о ней не хочу.
Я много работала. Ездила на дачу. А после смерти папы мы стали вести дачное хозяйство с дочерью. Конечно, она помогала, не могло быть по-другому. Я же все делала для нее. И дачный участок сохранила, чтобы было место для отдыха. Мне нравится выращивать не только цветы, но и всякие ягоды и овощи.
Я выращивала цветы, а сестра выкапывала их и уносила на свою половину. После
Я всегда читала много и сейчас тоже. Старалась поделиться эмоциями. Даже рисовала то, что вызывало у меня восхищение.
У меня много способностей, я человек творческий.
Я шью и перешиваю одежду, вяжу, хорошо готовлю. Люблю украшения, даже на даче не снимаю кольца. Дочь спрашивает, зачем я копаюсь в земле, не снимая колец с изумрудами и бриллиантами. А я отвечаю, что без них не чувствую себя собой.
Я хотела, чтобы она вышла замуж. Но ее выбор вызвал у меня ужас. Он мне сразу не понравился. Я и сейчас его терпеть не могу и слышать о нем не хочу, хотя они давно в разводе.
Помню, как утром в день свадьбы мне было плохо как никогда. Но я все делала, чтобы дочери было хорошо, терпела. Когда у них родился ребенок, а меня сократили на работе, я взяла заботу о внучке на себя. Мы жили вместе, я терпела ужасного зятя. Старалась с ним поменьше разговаривать и ни о чем не просить. Я считаю, что люди, которые живут рядом, сами должны видеть и понимать, в чем нуждается другой человек. Я не должна объяснять и просить. А они ничего не видели, особенно зять. Дочь вышла на работу, внучка оставалась со мной до трех лет, пока не пошла в детский сад, но и потом я часто ее забирала к себе, так как родители были на работе.
Я ее вырастила. Отдавала все время. Я могла бы выйти на работу, но посвятила себя ей. Мне было очень трудно, но я позволила дочери работать, как ей хотелось.
А потом, когда они съехали, продолжала быть рядом. Меня раздражало, когда дочь спрашивала о моих планах на завтра. Какие могут быть планы, если я живу для них! Если у меня появлялось дело, а дочери нужно было оставить внучку, она сердилась и спрашивала, нельзя ли отложить. Я, конечно же, откладывала и ничего не говорила.
Я многое помню, как со мной несправедливо обращались. Но когда пытаюсь сказать об этом дочери, она злится и говорит, что не хочет слышать мои бесконечные воспоминания двадцатилетней давности. Дочь часто обвиняет меня непонятно в чем, а мои обиды выслушивать не хочет.
Она резкая, быстро все решает. Настаивает на своем. Я уже и так соглашаюсь. Всегда предлагаю ей сесть и поговорить спокойно обо всем. Но не было такого, чтобы она согласилась. Поэтому общение всегда на бегу, я даже не успеваю сообразить, что хотела сказать. Она говорит, будто я перебиваю и со мной невозможно разговаривать. А как по-другому, если тебя не хотят спокойно выслушать.
Я плохо переношу негатив, никогда не распечатываю конверты, если мне кажется, что там что-то неприятное. Когда у дочери были проблемы с разводом через суд, я не хотела ничего знать. Это рушит мой мир, построенный на красоте и гармонии. Я не могу слышать о болезнях внучки и дочки, мне страшно, когда она начинает посвящать меня в это. Я долго прихожу в себя, не сплю. Мне страшно
Внучкой я восхищаюсь, но боюсь за ее судьбу. Она совершает какие-то немыслимые поступки, даже рассказывать об этом страшно. Например, ходит с кольцом в носу, и это еще самое легкое. Я все жду, когда она будет жить как положено, но боюсь сказать. Говорю дочери, чтобы она повлияла на нее. Я так много вложила в воспитание внучки, она должна быть счастливой. Я так этого хочу.
Взгляд дочери, Ирина
Ненавижу свою мать. Точнее, я не могу ее любить и за это ненавижу. В ее присутствии я чувствую напряжение по разным поводам. Сейчас, когда я взрослая и могу оценить причину этого, мне не легче.
А в детстве это напряжение росло вместе со мной и воспринималось как что-то естественное. Как дышать… ты же не забываешь дышать. Ну, вот и про мать не забываешь, даже когда ее нет рядом, она всегда в твоей голове… постоянная оценка откуда-то сверху, как высшая сила. Она и казалась Божеством… Так хотелось ее радовать, заранее готовить подарки, соответствовать всему, о чем она говорила. Ведь говорила же все правильно, красиво, логично и последовательно. Очень многое делалось именно для меня, и это принесло пользу. И я испытываю благодарность и уважение, но не любовь.
Я так удивлялась подружке, которая хотела проводить время с мамой, предпочитая это прогулке во дворе. «Я с мамой иду гулять», – говорила Лена из соседнего подъезда. И я сначала никак не могла поверить, что этого можно хотеть, а потом еще больше удивилась, когда увидела, что этого действительно можно хотеть!
Мамы было всегда много, а после развода с отцом еще больше. Исчезли какие-то редкие радости без напряжения, когда мы проводили время с отцом.
Например, как-то раз мы с папой жарили картошку с яйцом и смеялись. А потом пришла мама и не обрадовалась, потому что картошка с яйцом – «недостойная еда». Она никогда так не говорила, но не присоединялась к нашей радости, а с недовольным выражением лица уходила из кухни. И радость тоже уходила…
Радоваться можно было чему-то высокому, достойному. Например, опере или балету. Походам по музеям и выставкам. В поездках тоже важны исторические места, прежде всего, театры, выставки. Важно, как ты одет, но не модно, а классически. Мода – это что-то неважное, точнее, общая мода, а не собственная. Как и спорт – для неучей. Почему? Мама считала, что спорт и образованность несовместимы. Можно, конечно, интересоваться чем-то прекрасным, например фигурным катанием, но все остальное – не серьезно…
Это не насаждалось, просто исключалось из жизни. А поскольку жизнь была насыщенной – школа, музыкальная школа, фигурное катание, – я и не задумывалась, что кто-то живет иначе. Мне все казалось правильным, хотя каким-то тяжеловесным…
Я была очень жизнерадостным ребенком, но все вокруг не располагало к выражению этого состояния. Нужно было что-то постоянно делать. Или рассказывать маме, как прошел день, выслушивать ее оценку. И уяснить, что нужно было сделать правильнее, а что вообще не так. Главное – всегда можно лучше, чем уже есть. Это настолько связано с моей самооценкой, что потребность слушать авторитетных и умных людей, учиться, развиваться стало наркотиком, без которого плохо.