Мама напрокат
Шрифт:
– Я ведь рассказывал тебе, что практически не помню родителей?
– Андрей внимательно на меня поглядел. Я кивнула, сфокусировав на нем взгляд.
– Но если бы мой повзрослевший сын пришел ко мне и спросил, как ему быть в этой ситуации, я бы ответил ему, что поступай так, как чувствуешь. В бесконечной гонке и суматохе за очередным миллионом я многого не замечал. Но зато сейчас четко осознаю, что одна твоя улыбка и вот этот честный и открытый взгляд вселяют надежды и веры больше, чем любые заверения докторов. В чем-то я очень даже понимаю сына, когда он требует от меня, чтобы ты бывала с ним чаще...
Я
– К чему ты мне это все говоришь?
– спросила я нервно.
– Что какой бы итог не был у беременности Эльвиры, буду я отцом этого ребенка или нет, в наших с тобой отношениях это ничего не изменит. У тебя же на лице сейчас все написано. Все твои страхи. Ангелина, я не привык жить по чьей-то указке, меня не прогнуть шантажом или уговорами. У меня есть своя голова на плечах и я уважаю в людях чувство собственного достоинства. У тебя оно, бесспорно, имеется, но также в тебе сейчас много неуверенности и сомнений на мой счет.
Он был прав, говоря все эти слова, словно читал меня, как открытую книгу.
– Те или иные эмоции необходимы нам, чтобы поглядеть иначе на какие-то ситуации в жизни и понять истины, которые раньше казались непостижимыми. Я думал, что счастье в достатке и успехе, чтобы был красивый и шикарный дом, а мой ребенок ходил в лучшую школу. По сути у Никиты все есть, и в то же время нет ничего… - он грустно ухмыльнулся, а в глубине его глаза затаилась боль.
– Андрей...
– я коснулась его щеки.
– Я это говорю тебе затем, чтобы ты понимала: в одну минуту ничего не изменится. Я долгое время жил по-другому. Но у меня есть к тебе чувства, есть уверенность в твоей искренности, а главное желание быть с тобой рядом, а не с какой-то другой женщиной. С Эльвирой такого ощущения у меня не возникало. Сейчас моя жизнь перевернулась с ног на голову, меняются привычные устои и взгляды на многие вещи. Что из этого получится, я не знаю, но, определенно, ты не оставляешь меня равнодушным. Мне хочется возвращаться к тебе, и в минуты, когда мои мысли не заняты Ником, я думаю о тебе, - он склонился и его губы едва коснулись моих.
– Разве, по-твоему, я настолько слеп, что не вижу эту нежность в твоих глазах, не чувствую, как ты дрожишь, стоит мне углубить наш поцелуй? Я испытываю те же чувства, Ангелина, но сейчас я всецело в своем сыне. Если ты готова ждать, быть рядом со мной, не требуя от меня никаких серьезных шагов, то у нас все получится.
– Но ведь я и так не требую ничего…
– Не требуешь, - согласился он.
– Но сомневаешься. Только напрасно.
Андрей стянул с меня майку и прижал к себе. Углубил поцелуй и опрокинул меня на кровать. Ласкал меня, медленно исследуя мое тело руками и языком, пока я умирала от отчаянного желания слиться с ним воедино. Но он как будто решил наказать меня за то, что сомневалась в нем, и не спешил. Я стонала и извивалась под ним, стараясь теснее прижаться, но как бы не пыталась отвечать на его ласки, не могла сломить его самоконтроль. Наверное в эту ночь я окончательно поняла, что не смогу отказаться от этого мужчины, потому что уже любила его.
Утром я проснулась одна.
34
Андрей
– Все это очень не вовремя, Андрей, - в динамике послышался недовольный голос Красновой.
– Где я сейчас найду человека, который разбирается в делопроизводстве лучше, чем Виталина Сергеевна?
– Не мои проблемы. Ты ведь в курсе, что сейчас я занят куда более важными делами? Ты получаешь хорошую зарплату, чтобы решить этот вопрос без меня.
Я зажал переносицу двумя пальцами.
– Я все понимаю Андрей, но я не смогу за день или два подыскать нового человека и всему его обучить. А если и найду, то это будет что-то из разряда фантастики.
– Про Ангелину ты тоже говорила, что с улицы брать в отдел никого не будешь, а в итоге все срослось?
– Да, срослось. Но не у меня, а у тебя, - заметила она, а я вдруг почувствовал раздражение, что мы теряли сейчас время на эти пустые разговоры.
– Виталину Сергеевну я уволил и это решенный вопрос. Неблагонадежные сотрудники в нашей компании работать не будут, - отрезал я.
– Попроси юриста пожирнее что ли выделить пункт, что на работе необходимо работать, а не осуществлять контроль над вышестоящими людьми. У меня все.
– Хорошо, - недовольно выдохнула она.
– Я все поняла. Как сын?
– Начали лечение, но пока рано делать какие-то прогнозы. Все, Ирин, до связи. После завтра постараюсь подъехать.
– Жаль, что с Гавриловым ничего не вышло. Если бы не Бастрыкин...
– Найдем еще партнеров. Не он один жаждет развивать гостиничный бизнес. Узнай, в какой стадии договор с немцами и перезвони вечером.
Я завершил вызов и еще пару минут настраивался на то, чтобы вернуться в палату к сыну. Не до работы мне было эти дни, но я не мог разом забросить все дела. Да и ответственность не позволит мне этого сделать. Сколько людей останется без работы, если пущу все под откос или обанкрочусь?
– Пап, ты долго... Я уже все доделал, - я вернулся в палату и опустил глаза на листы бумаги.
В этой бесконечной беготне я заметил, что практически ничего не знал о том, что любит мой сын. То есть думал, что знал, а на деле это оказалось не так... И сейчас словно заново его открывал для себя. Каждое его слово отзывалось в груди странной болью и трепетом. Ему было так важно, чтобы я находился рядом... И мне тоже это было необходимо. Важнее работы, важнее денег, других людей. Жаль только, что глаза на все это открылись при таких обстоятельствах.