Мама! Не читай...
Шрифт:
— Но он тебя зовёт замуж?
— Мам, что за дурацкий разговор? Будто нам по 18 лет...
— Так ведь разбежитесь, а у тебя ничего не останется... Не будешь иметь никаких прав на метры...
— Разбежимся — уйду, откуда пришла.
— Вот я и говорю, что, квартира, где ты живёшь, не твоя! — злорадно констатировала мама.
— Ну и что?
— Вот и не болтай, что он ради тебя её купил! Просто себе ещё недвижимости приобрёл, чай пригодится!
— Господи...
— Мам, я думаю, что мы с Шуриком должны оставить квартиру Алисе.
— Правильно
— Лучше всего нам оформить всё это на неё сейчас, чем скорее, тем лучше...
— Пожалуй, да. Кто знает, что придёт в голову твоему Женечке, если вы разбежитесь?
— Боже, при чём тут Женя? Я имела в виду, чтобы не было никаких у нас с Шуриком недоразумений, чтобы всё сразу было дочкино!
— Ну, не скажи. Вот вы поженитесь, потом разведётесь, а Женя твой станет на эту квартиру претендовать...
— Мама, что ты несёшь! — орала я. — Он состоятельный человек, у него всё есть, зачем ему наша панельная дрянь?
— Так у него дочь и внук имеются, — невозмутимо продолжала мать.
— Они в Лондоне живут!
— Ну и что? Поди плохо для них в Москве урвать ещё метры... А как раз с Шуриком я не думаю, что будут недоразумения. Не тот он человек...
— С каких это пор? А его долг вам с отцом? А по головам кто должен вас бить, чтобы не отдавать?
— Ты о чём?
— О твоих словах. Ты уже забыла?
— Не говорила я такого. Не помню.
— Мама! Не лги!
Но мама лгала. Лгала и злобствовала, заводя себя саму, пытаясь завести меня, впрыскивая мне в мозг ужасный яд злословия и наветов.
Обстановка накалялась. Следующим пунктом полного непонимания стали деньги. Деньги, которые, по моему мнению, хотя бы на частичное содержание дочери должен был давать её отец. И, собственно, когда я уходила, он торжественно объявил мне:
— И пусть твой «этот» даже не думает, что будет кормить мою дочь. Я буду давать деньги на её содержание, столько, сколько нужно. Мою дочь не будет содержать чужой дядя.
— Конечно, — не спорила я. — Это справедливо. Ты правильно решил...
Решил-то он правильно, но вот выполнять собственное решение не спешил. В доме моих родителей его обработали каким-то неведомым дустом, и уже через пару месяцев (нежные письма и страдания к тому времени прекратились) Шурик в своём отношении ко мне стал полностью копировать мою мать и однажды совершенно развязным тоном заявил по телефону:
— А чё это я должен деньги давать? Ты что — нищая? — дальше последовал радостный смех: Шурик был страх как доволен своей остр'oтой. — Что, богатый муж в чёрном теле держит?
— Мы говорим о нашей дочери, — я старалась держать себя в руках. — Ты не хотел, чтобы её содержал чужой дядя...
— Ха! Тогда в те дни, что она живёт со мной, вы должны давать мне деньги, ведь так? — и он опять заржал, довольный.
Буквально на следующий день в разговоре с матерью выяснилось, что все эти мысли и слова — оттуда, от них с отцом. Мать слово в слово выдала ту тираду, которую по её наущению исполнил Шуричек в разговоре со мной.
— Ма, что ж вы делаете? — горестно вопрошала я, чувствуя, что теряю родителей, но уже будучи не очень уверенной в том, что безумно не хочу этого. Хотя больно всё-таки было...
— Между прочим, ты всегда ратовала за равноправие.
— Я не понимаю, какой морок на вас на всех напал, — с отчаянием пыталась объяснить я. — Да, я не работаю и уже давно, пока не могу найти работу. У Алисы есть отец, когда она живёт с нами, получается, что её содержит Женя. Он ни разу, ни слова об этом не сказал! Он покупает ей всё, что нужно. У неё прекрасная комната, которую мы обставили по её желанию. Но надо же понимать...
— Вот именно! — повысила голос мать. — Ты должна понимать! У Шурика сейчас непростой период... (Да, у «бывшего» случился очередной непростой период, он снова искал работу, поскольку «старая» в очередной раз грозила накрыться медным тазом: менеджер, руководитель, начальник — это не профессия всё-таки, а ему хотелось именно начальственной должности, всё равно, в какой области, ибо он никакой не специалист.) А ты нашла себе богатенького — ничего, у него не убудет! Если только он, конечно, не взбрыкнёт и не пошлёт тебя с твоей дочерью куда подальше.
— И не надейся, ма. Даже не надейся.
Я до сих пор уверена, что мать и «бывший» искренне не понимали, что мне было стыдно и неловко перед Женей. Они честно думали, что либо мне не «дают» на карманные расходы, либо «попрекают» Алисиным ртом. Убого живущие люди с убогим сознанием могут испытывать лишь убогие чувства и иметь лишь убогие мысли... Что с них взять? Они не верили, что Женя понятия не имеет обо всех этих моих разговорах с ними, что это я сама мечусь, испытывая неловкость. И с новой силой и огромным энтузиазмом я начала искать работу, чтобы изменить эту болезненную для себя ситуацию; по многу часов я сидела в Интернете, рассылая резюме и изучая объявления.
Работа нашлась и даже не одна, но начать работать у меня так и не получилось.
Война обещает быть затяжной
Сейчас я рассказываю немного сумбурно, но по сей день у меня не хватает ни духу, ни сил — физических и моральных — разложить в моей памяти всё происшедшее по полочкам, спокойно и отстранённо взглянуть на события, описать их с холодной головой и хронологически точно. Нет, не могу. Больно. Страшно. До безумия непонятно.
Мать не хотела видеть нас с Женей и всё время принимала «сыночка» Шуричка. Он у них буквально дневал и ночевал. Очень часто с ним бывала и Алиса. По её словам, разговоры об «этой семейке Швондеров» были регулярны и весьма отвратительны. Нас с Женей постоянно поливали грязью, навешивали на нас несуществующие грехи, приклеивали ярлыки и проклинали. Когда дочь мне рассказывала об этом, в её глазах я видела непонимание, капельку страха и много-много вопросов, один из которых такой: неужели то, что я слышу от папы, бабушки и дедушки о своей маме хоть немножко, а правда?