Мама, я жулика люблю!
Шрифт:
— Во-во, была бы возможность. У самого жопу нечем прикрыть, а свадьбы играет!
Бабка курит беломорину, сбрасывая пепел то в ладонь, то на пол. Мы с Ольгой идем в ванную, запираемся. Тоже курим. Ольга старается быть серьезной, но хуево у нее это получается.
— Что ты, бля, хихикаешь, как полудурок? Забирай свою мамашу в пизду! Идите домой и обсуждайте!
Самое ужасное, что я чувствую себя виноватой. И мне стыдно. Они в чем-то правы. Что же он, действительно, не пришел со мной? Не надо было бы говорить, что он мой муж — чушь какая! — но я хотя бы не должна была стоять одна «на ковре», выкручиваться, защищать его, вечно обеливать!
Я им должна, раз живу
Ольга делает последние мелкие затяжки. Дым режет ей глаза. Слезы выступают. Так бы и дала по ее круглой и трусливой роже! Засовываем сигареты под ванну.
— Оля, платье-то свое забери.
Я и забыла, что в Ольгином платье. Родители не сконфузятся. Ольгиной матери и в голову не придет, что сейчас об этом можно было бы не говорить.
— Оля брюки мне должна. Принесет — отдам платье.
Я злая. Происходит маленькая заминка. Бабка машет рукой — пепел с беломоринки летит на пианино. Мать возмущается: «Ма-ма!» Выходя, бабка хлопает дверью и шипит что-то вроде «на хер».
Давайте, давайте! Все уходите.
21
Мне обидно за свою мать. Как может она быть со всеми с ними заодно? Заодно с Ольгиной матерью, говорящей «ляжь» вместо «ляг», «бежи»; работающей в кредитном бюро Гостиного Двора. Мне ведь мать казалась всегда другой, не как они. Ну, бог с ним, она даже не врач — санэпидемиолог. Но она ведь стихи писала и пишет. Какая красивая она бывает!.. Она всех готова привлечь на помощь. Спасите! Дочь погибает! Не слушается, отказывается следовать правилам, установленным обществом, в котором живет. Идет против норм общепринятого поведения!
Мало того что ты должен жить в обществе, которое тебе и не по душе, так ты еще должен жить, как это ебаное общество тебе приказывает, и ты все равно будешь в вечном долгу перед ним! За то, что тебе не холодно, желудок не пуст, надеть есть что… Общество — мама, бабушка, брат, школа… С кого пример-то брать? В собственной семье все не так. Что ж ты, мама, не вышла замуж, когда мне годика два было? Не была бы я «продуктом безотцовщины». Валентин меня удочерил. Мерзость какая! Прокаженная я, что ли? Мне было восемь лет — сидела, ела «супчик». Вдруг бабушка, «утонченная натура»: «Ну, вот, внученька. Валентин расписался с мамой. Теперь ты удочеренная». Полная тарелка слез. Хуяк ложкой — и вон из комнаты! И заперла их, бабку с матерью, на ключ. И я знаю, что матери было стыдно. Удочерил… Она вот на плохое мое поведение не Валентину, а брату моему жаловалась. И он кричал мне пьяный: «Как ты себя ведешь?! Я в твоем возрасте тебя в коляске возил, вместо футбола, я твои обоссанные пеленки гладил, вместо вечеринок!» Хуяк! — мне по физиономии — шрамик на носу.
Ах, они все для меня! Самый лучший кусочек, витаминчики, дачу с ягодками. В музыкальную школу девочку. Платьице новое? — ну, бабуля всю ночь себе пальцы колоть будет, только чтоб у Наташеньки завтра платьице было. А Наташенька? — на добро хамством отвечает, непослушанием, обманом. Мерзкая девчонка! — в трудовую колонию ее! Можно подумать, что я испугалась. Они испугались. Никуда меня, конечно, не отправили.
Как ты можешь, мама, опускаться до них всех? Обсуждать мою личную жизнь при них? Я не имею права на личную жизнь? «Когда ты будешь зарабатывать, тогда сможешь делать, что хочешь. А сейчас изволь жить, как тебе говорят люди, под чьей крышей ты живешь!» Я могу зарабатывать. Жить на сорок рублей, а то и меньше, в месяц? Пенсионерки живут. Я попробовала поработать прошлым летом. С моей
Читаю Чернышевского. «Что делать?» Лопухов хоть и звучит, как Лопух, но зато он все устроил. Забрал Верочку из дома, снял квартиру.
— Ты есть не собираешься?
Ах как мило с вашей стороны, Маргарита Васильевна!
— Мне ваши подачки не нужны. Я не заслуживаю есть ваш хлеб!
Мать входит, садится в кресло. Губы поджаты, левая бровь приподнята. Вздыхает — и лицо разглаживается.
— Что ты привязалась к словам старого человека?… Ты мне объяснишь, наконец, что происходит? Хватит уже с ума-то сходить! Пора вернуться в реальный мир, к своим обязанностям. У тебя они одни — посещай школу и ночуй дома. Веди себя, как подобает девушке твоего возраста.
Как просто, действительно! Не получается только. Потому что у нас с Александром все спонтанно. Не запланированно, а как чувствуется. А так нельзя? Мне нельзя или вообще?
— Не взрывайся только, как бомба, на то, что я тебе скажу. Но от твоей влюбленности попахивает чем-то нехорошим. Что он за человек — никому не известно. Нигде не работает, на что живет — темное дело. Какие-то иконы, иностранцы. В любой стране мира людей наказывают по закону, если они занимаются нелегальными делами.
— А что ты хотела, мамочка, чтобы я влюбилась в слесаря, что ли? Конечно, мне хочется кого-то необыкновенного. Потому что я сама не какая-то «маня»!
Мать улыбается, поправляет почти высохшие волосы.
— Я никогда не умаляла твоих данных, способностей и прочего… Почему же необыкновенность — ее находят и в слесаре те, кто его любят, — должна быть противозаконной? То, чем он занимается, называется у нас криминалом, а не бизнесом! Я уже словами тети Вали заговорила.
Да не знаю я толком, что такого необычного в Александре! Но лучше заниматься иконами, чем ходить на работу к восьми каждый ебаный день. И влюбиться интересней в вора, убийцу… не знаю, в кого, но не в «петрова».
— Ты сама, мамочка, влюбилась в папу во время войны, когда он за тобой шел в военной форме с медалью. Ты в героя влюбилась, а не в отсиживающегося в бомбоубежище.
— Вот именно — в героя, защищавшего свою Родину!
— Тогда хоть на войне отличиться можно было. Сейчас даже во Вьетнам не поедешь — кончилась!
— Если бы ты знала, что такое война, ты бы не восторгалась возможностью отличиться на ней. Что же героического в Саше? То, что он уволакивает тебя на юг втихаря, поощряет твое курение, употребление алкоголя?… Любовь людей лучше делает, чище. На хорошие поступки их ведет. А ты даже не скрываешь уже, что живешь с ним. Я тешила себя иллюзиями. Но теперь-то я вижу — ты женщина, а не девушка… Вот тебе и «Алые паруса», вот тебе и Ромео и Джульетта…
Это уже ни в какие ворота не лезет — выражаясь языком тетки.
— Ты наивный человек, мама, если думаешь, что Ромео и Джульетта… не… не спали. Даже ее мать, уговаривая дочку замуж выходить, говорит, что сама родила в тринадцать. Ты, наверное, забыла, сколько Джульетте было? Четырнадцать! Сколько раз они встретились? Влюбились и отдались друг другу. И удрать хотели. И вот тебе пример — они были против своих родителей, представляющих общество. Так что выбирай другие сказки…
Мне жалко маму. И стыдно. Я так все это говорю, будто Александр для меня первый мужчина. Если бы она догадывалась…