Мамалыжный десант
Шрифт:
Канонада потихоньку стихала, еще доносились трескотня пулеметов и разрывы мин, но это было уже не то. Тимофей ехал на попутной санитарной бричке и доедал селедку.
– Кажись, отбились на сегодня, – молвил пожилой ездовой. – Танков у немцев видимо-невидимо. Говорят, прямо сотнями прутся. И самоходок тьма. Все эти… «фирдинаты».
Про «фирдинаты» Тимофей ничего не знал, потому спросил о волнующем:
– А что Пугачены? Держат наши?
– Это у реки-то? Уцепились, да. А то село, что повыше, отдали.
Боец Лавренко тоже ничего подобного не помнил. И вообще, силы кончились. Если бы не селедка противотанковая, так бы и рухнул. Опять спасла артиллерия, хорошие люди.
Тимофей забрел к себе на склад КНН. Импровизированная печать была сорвана, но катушки вроде бы все на месте. Считать и проверять все равно никаких сил не оставалось. Лавренко допил воду из фляги и рухнул на «нары». От телогрейки несло жженой ватой, кровью, мазью и конским потом. Или не конским. С запахами был полный разброд. Рука болела зверски, надо бы заново помазать. Тимофей хотел достать склянку, но заснул.
Разок пришлось проснуться: жажда мучила. Тимофей добрел до соседнего блиндажа и осознал, что тот опустел. Съехали артразведчики. Но вода нашлась в большой банке из-под ленд-лизовской ветчины. Во рту остался привкус сала, но на то было наплевать. Тимофей вернулся к себе, положил автомат на место и вновь провалился в сон.
Очнулся боец Лавренко на земляном полу: катушки рассыпались. От нового близкого разрыва заложило уши. Казалось, прямое попадание в блиндаж. Не, тогда бы точно убило.
Тимофей поковырял в ухе, послушал. Бой шел у Шерпен.
Да, плохо. Боец Лавренко натянул сапоги. Вот что годно в охране складов – в ночную смену можно разуваться и просушиваться. Все остальное плохо. Ничего не знаешь и все непонятно, команды нет. А что вообще надлежит делать в случае отступления наших? Видимо, в случае невозможности эвакуации, кабель нужно уничтожить. Но, судя по виду, он негорючий. Взрывать кабели Тимофей не умел, да, собственно, одной гранатой это и вряд ли сделаешь.
Схватив оружие, Лавренко выскочил из блиндажа. Немцы вновь били по дороге чем-то тяжелым, гулкие разрывы заглушали звуки у села. Похоже, дело там шло жестко: пулеметы, автоматы, выстрелы орудий – все вперемешку.
Тимофей заполз осмотреться на скат блиндажа и чуть не ахнул: прямо на него бежали смутные фигуры, цепью или толпой. Немцы прорвались?!
– Стой! Куда?! Приказываю остановиться! – истошно кричал человек за спинами бегущих. – Все под трибунал пойдете!
Бегунов это не остановило: пыхтели, неслись, спотыкаясь, падая, вновь вскакивая. Темные пиджаки, жилеты, легкие ноги в постолах-опинчах… Стрелки из свежих.
Тимофей опустил
– Вэй, вы куда? Позиция же…
Молча шарахнулись в стороны, оббежали блиндаж темной, многоголовой, тяжко дышащей отарой. Следом бежал, размахивая пистолетом и безнадежно хрипло матерясь, офицер.
– Стойте, дурьи башки! Постреляют же, вашу бога душу…
Толпа, почти вся безоружная, ничем не обремененная, пересекла дорогу. Один из беглецов прижимал к животу котел, может, даже не пустой, но скорости не терял. Не, не догонит их ротный.
Тимофей спохватился: нужно же сказать командованию – впереди теперь, наверное, вообще никого нет. Просочатся немцы или румыны, зайдут во фланг обороняющим подступы к Шерпенам. Рядовой Лавренко заметался, наспех прислюнявил «опечатку» на дверь, кинулся по дороге.
Блиндажи артразведчиков стояли пустые, а на дороге Тимофей чуть не налетел на бойцов – эти волокли пулемет, коробки с патронами.
– Славяне, там пехота драпанула! – завопил Тимофей.
– Не ори, сопля! Мы сами пехота. Не драпанули, а отходим. Немец танками и бронетранспортерами прет. Соплями их твоими, что ли, удерживать?
Тимофей пробежал дальше. Должен же кто-то держаться. Не может быть, чтобы отсюда до самого села все деру дали. В Шерпенах же бьются.
Проскакала бричка, вторая… Мучительно стонал от тряски раненый…
Тимофей свернул на знакомый ПНП. Под ногами тянулся телефонный провод, значит, не все ушли.
От стоящей под сетью машины заорали:
– Партизан, ты, что ли? Тикай! Сейчас все уходить будем! Немцы прорвались!
При свете недалекой вспышки Тимофей узнал смутно знакомого водилу-артиллериста.
– А ваши есть кто?
– Только старший лейтенант Морозов да мы с телефонистом. Но мы сейчас снимемся…
Тимофей юркнул в ход сообщения, проскочил до укрытия. Офицер склонился у стереотрубы.
– Товарищ старший лейтенант! Пехота правее вас отошла! Отрезать могут.
– А, Тимка Партизан, – на миг обернулся офицер. – Видел я, как твои земляки в драп-марш ударились.
– Чего мои-то сразу? – угрюмо сказал Тимофей. – Я вообще харьковский.
– Тогда чего паникуешь? Занимайте оборону наверху, прикрывайте, случайных фрицев не подпускайте. Отстреляемся – уйдем. Что там?
Тимофей понял, что последнее относится не к нему, а к скорчившемуся у аппарата телефонисту.
– Не готовы еще. Не развернулись, – просипел связист.
– Ждем, не нервничаем. – Старший лейтенант не отрывался от стереотрубы.
Тимофей выскочил наружу.
– Что там? Едем?! – изнывал нервничающий водила.
– Приказал оборону занимать. Отстреляетесь, тогда поедете.
– Оборону?! Это втроем-то?! Там танки!
– Ты чего орешь? Ты вообще откуда? – уточнил Тимофей.