Мамба в Сомали: Черный октябрь

Птица Алексей

Впрочем, длилось это недолго. Тьма вдруг ожила, зашевелилась, быстро складываясь в образ Змееголового. Ящер что-то зло прошипел, но в тот же миг исчез. И тут внезапное озарение накрыло меня!

Ни секунды больше не раздумывая, я вновь направился на кухню и достал тщательно скрываемый пузырёк с настойкой Прозрения. Затем отмерил ровно пять капель на стакан и, долив в него воды, залпом выпил. Погасил свет и, как был, не раздеваясь, а лишь скинув домашние тапочки, рухнул на кровать. Едва моя голова коснулась подушки, боль сразу же прекратилась. И через несколько мгновений я

заснул.

Погружённое не то в явь, не то в навь сознание отреагировало вполне ожидаемо. И словно со стороны я увидел себя в образе вооружённого до зубов всем мыслимым и немыслимым оружием путника. Шагая по ясно различимой среди чёрных песков тропе, я вскоре добрался до ярко освещённой арены. С одной её стороны возвышался храм, посвящённый Змееголовому, а с другой громоздился огромный, буквально исполинского размера металлический истукан в виде быкоголового создания.

И если храм Ящера я узнал сразу, то этого истукана я доселе никогда не видел, хоть он и привлёк моё внимание своей необычностью. Чудовищное создание выпрямилось во весь гигантский рост, вытянув перед собой человеческие руки. А в его чреве медленно разгорался какой-то инфернальный огонь, больше напоминающий адское пламя.

— Мамба, наконец-то ты явился на мою битву! Признаться, я уже заждался, — послышался в моих ушах знакомый голос Змееголового.

— На какую, блин, битву?

— На мою с Молохом.

— Что, опять!?!

— Не опять, а во второй раз.

— А я-то тут при чём?

— Собственно говоря, ни при чём. Просто тебе выпал редкий шанс. Пока мы будем драться, ты мог бы многое понять, разобравшись как в себе, так и в многих своих мотивах.

— Гм, ну ладно. Посмотреть, как другие дерутся, я люблю. Но зачем звать меня, да ещё так настойчиво?!

— А тебе предстоит бой с самим собой.

— Мне???! Зачем?!

Но ответом меня уже не удостоили. И несмотря на то, что я опять попал в мистический сон, вероятно, он не являлся просто оккультной блажью. Конечно, этот сон и все действия в нём имели значение. Важно было лишь понять: какое?

Битва началась!

Но сначала передо мной словно в ускоренном просмотре пронеслись кадры подготовки к ней, где каждый из богов копил силы. И обеспечивались они прежде всего количеством жертвоприношений. Впрочем, нечто подобное использует любая религия, просто в несколько изменённом виде.

То же христианство провозгласило кагор кровью христовой. А просфору, почти не скрываясь, так и называют жертвоприношением: «пусть он приносит в приношени е своё квасный хлеб, при мирной жертве благодарной». Ислам и иудеи умасливали Богов убийством животных. Ну, а тайные секты пошли дальше, принося в жертву Богам человеческие жизни.

Вот и боги больше мерялись не собственной сущностью, а накопленным объёмом тех сил, что получили от паствы и жертв. Кому, сколько и за что их принесли. Я же стоял перед чёрной ареной, на которую вышли оба бога, встав друг напротив друга, и смотрел.

Первым ударил Молох. Волна чёрного огня устремилась к

Змееголовому и с гулом ударила… в ловко подставленный Ящером щит. Отражённая энергия отрикошетила и понеслась вдруг прямо в мою сторону! Разумеется, такого я никак не ожидал, хотя и попытался увернуться от этой лавины огня. Но тщетно! Тёмная волна странного то ли пламени, то ли какой-то энергии буквально на мгновение выбила из меня дух. Но когда я более или менее пришёл в себя, то обескураженно уставился на… самого себя.

«И треснул мир напополам, дымит разлом…»

Вдруг раздвоился я и стал себе врагом?!

Стою, оцепенев, смотрю, как тень с мечом

Вот-вот накинется, бросаясь напролом!

Что за хня?! Напротив меня стоял точно такой же « Я», одетый в плотную боевую одежду и с оружием в руках. Я сам (ну, тот, в ком сейчас пребывало моё основное сознание) был вооружён старым, изрядно изъеденным ржавчиной калашом. Мой же двойник держал в руках винтовку. И хоть была она явно древняя (то ли ещё царская, то ли довоенная советская), но находилась в гораздо лучшем состоянии, чем мой автомат.

Помимо огнестрельного оружия у каждого из «нас» на поясе висел клинок в ножнах. Скосив взгляд на свой, я так и не понял, что именно получил: не то саблю, не то вообще какой-то тесак.

В это время Молох нанёс второй удар и, получив на него ответный от Ящера, сразу же вдарил третий раз. Бой закипел. Боги обменивались друг с другом ударами, всё больше слабея. И вскоре стало ясно: никто из них не победит. А мои «Я» по-прежнему стояли друг перед другом.

Вдруг внезапная боль прошила голову, и моё сознание тоже словно разделилось. Да уж: такого ещё со мной не бывало! В то же время я чувствовал присутствие в обоих телах незначительной частички того самого духа, который первоначально принадлежал сомалийцу, чьё тело я когда-то занял.

— Дерись! — внезапно заорал Ящер, будто предупреждая меня.

В этот момент Молох, собрав остатки сил, направил струю своего огня прямо в нашу сторону. Сгусток чёрной мути вонзился в оба эфирных тела, выбивая из обоих «меня» всё лишнее. Я упал, и из моих рук выпали и калашников, и винтовка, мягко приземлившись на песочное поле арены.

Очнулся я буквально через мгновение. И, с трудом поднявшись на ноги, обнаружил одного «себя» уже стоящим в углу арены. В диаметрально противоположном углу медленно вставал другой «Я». Что интересно: его я чувствовал ровно настолько же хорошо, как и себя самого. И это было довольно странное чувство: когда тебя двое, и вроде как оба — это ты и есть.

Попытавшись самоопределиться, я вдруг с удивлением обнаружил, что меня разделило ещё надвое. И теперь ещё парочка «меня» заняли оставшиеся углы площадки для боя.

— Дерись! — послышался рёв уже Молоха, и эти двое вновь появившихся-разделившихся бросились на нас первоначальных.

На автомате я схватился за пояс, нащупывая рукоять сабли. Рывок, и в моей руке мрачно засветилась белым огнём узорчатая сталь сабли на манер драгунской шашки. Пальцы крепко сжали эфес, защищённый чашей с причудливой гардой в виде клюва орла.