Мамин тролль
Шрифт:
Никиас приободрился и кивнул. А спустя несколько минут мама Талия, в обнимку с детьми, с интересом изучала паром. Конечно, ведь мама – это не папа, и в строении паромов совершенно не разбирается. Поэтому ребята наперебой рассказывали и показывали, где что находится. Познакомили с веселым моряком, охраняющим самый важный канат, попытались узнать у него про таинственные корабельные трюмы и про того, кто управляет домом-паромом. Но моряк только смеялся в ответ и лихо крутил усы.
Наконец, они поднялись на самую верхнюю палубу.
Солнце припекало, по волнам бежали
– Ой, мама, смотри, у Никиаса глаза блестят и такие же яркие, как море.
– Точно, – мама кивнула, – и будто не серые, а голубые! И у тебя такие же.
София улыбнулась и широко раскрыла глаза. Ей каза-лось, что так красивее.
– Малыш, а где твоя шляпа? – мама только сейчас заметила пропажу.
– Улетела, – вздохнул Никиас, – мы ее так и не спасли. Дети переглянулись, но решили не вдаваться в подробности. Мама хоть и добрая, но вдруг до самого Родоса за-претит выходить из каюты?
– Не переживай, – Талия обняла сына, – теперь у моря будет собственная шляпа.
– А у меня? – Никиас шмыгнул носом.
– А у тебя новая! – мама улыбнулась.
День постепенно превратился в вечер, солнце скатилось в закат и нырнуло в море. Наконец, на горизонте появились очертания далекого Родоса. Яркими огнями было высвечено все побережье: крепость Святого Николая, маяк на его вершине, как указующий путь для кораблей – удивительный, бесконечный, таинственный. И олени на мраморных столбах – символ острова, сменившие собой во времени Колосса Родосского: одно из семи чудес света.
Паром замедлил ход, оставшиеся минуты до порта показались часами. Быстро стемнело и хотелось уже поскорее сойти на берег, чтобы оказаться в уютном домике бабушки Агаты. Дети валились с ног от усталости.
Такси остановилось у знакомых ворот. Со двора доносилось благоухание бугенвиллеи, камни под ногами отдавали теплом после жаркого дня, в саду стрекотали сверчки. И сразу стало так тепло и по-домашнему уютно.
– Приехали, мои сокровища? – бабушка Агата стояла на пороге. – Ну наконец-то!
ГЛАВА 6. ЛЕТАЮЩАЯ СОБАКА
Солнце выкатилось из-за гор и Линдос, словно маленькая морская жемчужина, засиял приветливой белоснежной улыбкой. В эти утренние часы узкие улочки у подножья холма были еще пусты. Туристы спали в отелях, пока сонные продавцы сувениров зевали и раскладывали товар на прилавках. Начинался новый день!
Яркие лучи небесного светила осторожно пробрались в раскрытые окна, медленно проползли по подоконнику и запрыгнули на нос Софии. Во сне она попыталась стряхнуть их руками, дернула головой и проснулась.
Девочка огляделась. Спросонья она даже не поняла, где находится: маленькая спальня, тумбочка у кровати, красный пион в высокой вазе, белые занавески, а за окном громкий шум прибоя. На соседней кровати спал Никиас, а значит, все вчерашние приключения ей тоже не приснились.
София
– Никиас, вставай! – она пыталась добудиться брата. – Никиас, у нас много дел! Вставай!
Но тот спал так крепко, что даже выстрел пушки в ближайшем порту вряд ли бы помог.
– Никиас! – София схватила его за плечи и попыталась растрясти ото сна. Но он лишь дернулся, перевернулся на другой бок и накрылся одеялом.
– Ах, так? Значит, ты так?! – близняшка хитро прищурилась.
Недолго думая, она схватила глиняную вазу, вытащила из нее цветок, откинула одеяло и с криком: «Наводнение! Спасайся, кто может!» вылила всю воду на голову спящего брата.
В следующее мгновение Никиас вскочил с кровати. Он удивленно хлопал глазами и открывал рот как рыба, не произнося ни звука. Одновременно с этим махал руками, словно пытался выгрести из морской пучины. София за-шлась в хохоте, да так, что чуть не выронила тяжелую вазу из рук:
– Какой ты смешной!
Никиас вытер лицо и рассеяно смотрел то на сестру, то на мокрую кровать.
– Ахаха, – заливалась София. Она упала на пол и дрыгала ногами. – Доброе утро, лягушачий принц!
– Ах, ты ж, – наконец сообразил Никиас, – малышка! – гневно выкрикнул он с самым презрительным видом и сложил руки на груди, отвернувшись к окну.
София пропустила оскорбление мимо ушей. Вдоволь насмеявшись, она поставила вазу на тумбочку и вернула в нее цветок. Никиас так и стоял посередине комнаты: мокрый и несчастный. С него каплями стекала вода, а на полу уже образовалась маленькая лужица. Он был похож на беспомощного цыпленка, ненароком искупавшегося в пруду.
– Ладно, – у Софии сжалось сердце, – извини меня! Никиас молчал и продолжал смотреть в окно.
– Извини меня, пожалуйста! Я больше так не буду! Брат помотал головой.
– Ну, Никиас, хватит уже дуться! – она потрепала его мокрые вихры. – Так день пройдет, а мы ничего не успеем! Ты забыл, что надо проверить наш тайный лаз? И в море искупаться, и… бабушка без завтрака нас никуда не отпу-стит.
– Хорошо, – Никиас махнул рукой и повернулся к сестре, – тогда ты мою кровать убираешь!
Девочка открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но вовремя сдержалась.
– Договорились! – выдавила она из себя.
Скрипнула дверь, дети вышли во двор, залитый ярким солнцем. Оно распласталось на серой брусчатке, залезало на кустистые ветви виноградных лоз. Их соседи – раскидистые кусты бугенвиллеи – отбрасывали длинные тени, цепляясь за забор. В небе не было ни облачка, и даже ветер затих, укрытый набегающим морским бризом. Утреннюю молчащую тишину нарушали только птицы и кузнечики. Они беседовали и пререкались, затягивали песни и трень-кали, звенели и ухали, прячась в густой листве.