Мамино завещание
Шрифт:
Первое время, мы с братом демонстративно не общались с отчимом. Делали вид,что не замечаем его. Жива была память об отце. Нам казалось, что мать слишком поторопилась с замужеством. Ведь, со дня смерти отца прошло всего два года. Мы скептически, слушали материнское воркование с дядей Мишей. Когда отчим приходил с работы, в руках его всегда был букетик полевых цветов или лесные ягоды. Все это, он дарил матери, которая целовала его у дверей.
Мы с братом злились на отчима, всячески игнорируя его внимание к нам. Было так обидно за отца. Мы хорошо помнили, что папа не видел от жены, такого доброго отношения. Ему доставались одни упреки и оскорбления.
Сейчас ей хотелось, чтобы мы разделяли ее чувства к новому избраннику. Наше равнодушие к отчиму сводило её с ума. – « Почему, вы его не любите?» – пытала она нас с братом, пока Михаил второй был на работе. Мы хранили молчание, чем еще сильнее раздражали мать. А что, мы могли ответить? Как понять, почему одних мы любим, а других, нет? Необходимо было время, чтобы наше детское горе улеглось, и мы смирились с потерей отца. Но, маме хотелось, чтобы мы автоматически переключились, как телевизионные каналы, на другую любовь.
Надо признать, Михаил второй был неплохим человеком. Благодаря ему, наша семья стала благополучнее, в материальном смысле. Отчим трудился на тяжелой работе по погрузке лесоматериалов, где хорошо платили. Он, довольно спокойно относился к нашим проявлениям протеста. Пытался наладить с нами добрые отношения и смягчал суровость материнского характера. Со временем, мы привыкли к нему, он перестал нас тяготить. Наши взаимоотношения можно было назвать дипломатическими.
С годами, мы стали еще больше ценить нашего отчима, испытывая к нему теплое чувство благодарности. Но, кто может заменить ребенку родного отца? Никто. Как, самый современный протез, не может заменить, полностью, руку или ногу, так самый лучший отчим на свете не заменит родного, единственного отца.
День окончания десятого класса, был днем моего триумфа. Когда мы с одноклассниками, нарядные и взволнованные стояли на линейке, вдруг, пошел мокрый снег. Даже, в наших северных краях, июньский снег был большой редкостью. Снежинки падали на теплую землю, на зеленую траву, превращаясь в прозрачную сверкающую влагу. Девочки плакали от грусти, прощаясь со школой. На моих щеках, таявшие снежинки смешивались со слезами радости от мысли, что я скоро покину родительский дом. Мой аттестат был лучшим, в выпуске. Я воплотила свою первую мечту…
Через две недели, я уже была в Иркутске. Мне было полных шестнадцать лет. В кармане лежало сто пятьдесят рублей, выданных матерью и выстраданная свобода самой вершить свою судьбу. Я не знала, какие трудности подстерегают юную девушку, в незнакомом городе. Зато, знала наверняка: никогда я не вернусь домой, не добившись своей цели. Моя цель была простой – получить высшее образование и стать самостоятельным человеком.
На следующий год, в нашей семье произошло событие, которое лишило меня и тех редких минут материнского внимания. Когда, мне исполнилось семнадцать лет, мама забеременела. Об этом, я прочитала из ее радостного письма. « Хоть бы родился мальчик! Тогда есть надежда, что мама, все же, полюбит меня!» – подумала я.
Приехав на каникулы, я узнала, что мама родила девочку. Отчетливо, помню тот апрельский день, когда счастливый отчим торжественно внес в дом и положил на диван розовый сверток.
Я подошла и взяла новорожденную девочку на руки. Из кухни вышла мать. Увидев меня с ребенком на руках, она побледнела и воскликнула: «Ой! Не трогай ее!» На ее лице было странное выражение страха, словно ребенка взял чужой человек.
Этот материнский
В нашей двухкомнатной квартире стало тесно. Маленькая Люся нуждалась в отдельной комнате. Нас с братом выселили из детской. Туда поставили кровать родителей и Люсину кроватку. Мне и Сергею, поставили кровати в общей комнате. Все внимание матери и отчима было приковано к неожиданному чуду, случившемуся в их жизни. Маме было 39 лет, а отчиму, исполнилось 41 год. Люся была их поздним ребенком.
У нас с братом, было полное ощущение, что мы мешаем этой счастливой молодой семье. Впрочем, окончив школу, дома мы бывали редко. Я училась в областном центре, а брат ушел по призыву, в армию. Полагаю, мама даже не заметила нашего отсутствия, поскольку, новорожденная дочка всецело завладела её вниманием. Первые шаги Люсеньки, первые слова Люсеньки, её необыкновенный ум – только про это, я слышала в редкие дни приезда домой.
Мои отличные отметки в зачетке, успехи брата на работе – все меркло и бледнело, в материнском сознании, в сравнении, с гениальным лепетанием Люсечки. – « Ну, ты только послушай, что она сказала! Какой способный ребенок!» – бесцеремонно обрывала мама меня, на полуслове. Я приезжала на пару дней, не больше. После чего, хотелось, тут же, уехать назад. Целыми днями слышала сюсюканье: « Мой котик, мое золотце, моя любимая девочка!»
Я не узнавала собственную мать. От старших родственников я знала, что, маму выдали за нашего отца без ее согласия. Это была воля моего деспотичного деда. Таким образом, мы – дети от нелюбимого мужа. Отчима мама любила, насколько она была способна к проявлению чувств. Во всяком случае, Михаил второй, был ее выбором. Его спокойный покладистый нрав подходил для властной матери. Без ее разрешения, отчим шагу не делал. – «Лизок, как скажешь!» – повторял он, подчиняясь ее распоряжениям, легко и бесприкословно. Словом, они вполне подходили друг другу.
Натура мамы, была сдержанной и холодной. Проявлять свои чувства она не любила. Такой, мы с братом знали свою маму. Но теперь, я наблюдала необыкновенную метаморфозу, произошедшею с ней. Она не спускала Люсю с рук, целуя и лаская. У нас с братом, была совсем иная мать, чем у нашей сводной сестры. Брат, приезжая, возился с Люсей, менял подгузники, играл с ребенком. Чего, однако, не скажешь обо мне.
Мать возмущало, что я не разделяла всеобщего восхищения сводной сестрой. К слову сказать, я была совершенно равнодушна к Люсе. Она не вызывала у меня никаких эмоций. Не потому, что она была моей сестрой. Маленькие дети, никогда не вызывали во мне приятных чувств.
С детства, я только и слышала: « Ты старшая, тебе нельзя! Они маленькие – им можно!» Сейчас, я думаю, что равнодушие к Люсе, было проявлением моего подросткового эгоизма. Но, сердцу не прикажешь. А может, так выливалась одна из форм моего психологического протеста против матери. Люся, не ведая того, лишила нас с братом той жалкой надежды на материнскую любвь, которую мы имели до ее рождения.
Я, вполне понимала, что этот ребенок совсем не виноват, что она родилась любимой дочкой, а, мы с братом – нет. Уж больно врезались в память тяжёлые воспоминания, когда мы с братом ходили с ярлыками «дураков, дебилов, выродков». Просто, разница в отношениях была слишком огромна и неприятна. Разница была колоссальной.
Конец ознакомительного фрагмента.