Маньчжурские стрелки
Шрифт:
— Пусть эта история останется для меня тайной, — согласился Курбатов, не желая вникать во все перипетии того, что происходит в этом городе. — Почему меня вызвали?
Алина и Адмирал переглянулись. Адмирал решил, что будет лучше, если в суть дела его посвятит девушка.
— Вам придется задержаться здесь, Легионер.
— Одно из условий моего похода как раз в том и заключается, что я и мои бойцы — вольные стрелки. Никто не волен командовать нами.
— Тогда считайте, что речь идет не о задании, о просьбе.
— Вы-то откуда знаете об этом? Ваша записка удивила меня.
— Куда более важно, что об этом знают в самой Германии. И что в Берлине вами заинтересовались. — Она вновь пожала руку подполковника, явно подбадривая и поздравляя с успехом. — И что мы снова вместе. Вдвоем что-нибудь придумаем, правда, Нищий?
— Адмирал, — сдержанно поправил ее агент.
— Ах да, пардон…
Адмирал молча кивнул. Курбатов чувствовал, что этот человек ревнует к нему Алину, поэтому становится все скованнее и скованнее. Будь ситуация иной, он, наверное, давно ушел бы, оставив их наедине со своими воспоминаниями.
— Да, мне сегодня же нужно возвращаться в Самару, — неожиданно объявила Фельдшер.
— Сейчас? Поздно вечером?
— Ночным проходящим поездом. Нищий, — позвольте, я уж так и буду называть вас, — прикоснулась к руке отставного моряка, — постарается накормить вас и устроить группу на ночлег. Что, как вы понимаете, в наше военное время непросто.
— Продукты у нас имеются, — сухо ответил Курбатов. — К тому же ночлег под крышей моим парням противопоказан. Они приучены подолгу жить в полевых условиях.
— За полевыми дело не станет, — заверил его Адмирал. — А пока не будем терять время. Я живу рядом, в пригороде. Стоит пройти вон через ту рощицу — и мы дома. Где ваши парни?
— Тирбах, — скомандовал Курбатов, — приведите парней. Держитесь в нескольких шагах от нас, следуя двумя группами. Чем меньше людей, тем меньше они привлекают внимания.
11
Усадьба Адмирала вместе с двумя заброшенными хибарами представляла собой небольшой хуторок, примыкавший к окраине пригородного поселка. Зелень трав, жужжание пчел, шатер яблоневых крон — все это навевало ностальгическую тоску по деревенскому безмятежью, благостные сны души и почти неправдоподобные теперь воспоминания детства.
Война этих мест не достигла. Правда, немецкая авиация несколько раз бомбила железнодорожную станцию, однако каких-либо видимых для свежего глаза разрушений и следов этих налетов она не оставила. Из-за Волги эхо тоже не приносило ничего такого, что свидетельствовало бы о войне.
«Кстати, надо бы ознакомиться с ситуацией на фронтах, — подумал Курбатов, поднимаясь на вершину островерхого, похожего на шлем русского витязя, холма. — А то ведь вслепую идем, даже не представляя себе, где проходит линия фронта».
— Взгляните,
Курбатов поднес к глазам бинокль.
— То ли склады, то ли… Постойте, барон, да ведь это же концлагерь.
— В такой близи от поселка?
— Зато множество рабочей силы, которую можно использовать на городских предприятиях. Вам в этой версии что-то не нравится?
— Да простят меня большевики.
Еще раз осмотрев открывавшуюся с вершины часть огражденной колючей проволокой и оцепленной вышками территории, Курбатов убедился, что это действительно лагерь.
— Вы правы, — услышал Курбатов позади себя знакомый бас Адмирала. К стыду своему, он не заметил, когда тот приблизился. — Перед вами один из сталинских концлагерей. Семь тысяч заключенных. Не самый крупный, должен заметить. В иные лагеря, те, что поближе к Уралу, до семнадцати тысяч загоняют.
— Так все это действительно правда? Ну, о лагерях? — спросил фон Тирбах.
— А тебе что, об этом не говорили? Там, за кордоном, когда готовили?
— Говорили, но, если честно, думал, что… Словом, пропаганда есть пропаганда.
— Существуют вещи, в которые трудно поверить, даже когда возвращаешься на родную землю в шкуре диверсанта, — подтвердил Курбатов. — Кстати, как вам удалось выследить нас, Адмирал?
— Я за вами не слежу, — насупился отставной моряк. — С подозрениями покончим сразу же.
— Договорились.
— Тогда спускаемся. Все, что вам нужно будет узнать об этом лагере, узнаете от меня.
— Сами оказывались в нем?
— Оттуда редко кто возвращается. К тому же перед властью я кристально чист. Даже отпетые большевички косятся на меня: слишком уж правоверным кажусь им. Иные откровенно боятся.
— На собраниях резко выступаете? Марксистские принципы отстаиваете? — поинтересовался фон Тирбах.
— Это само собой.
— Отчего же такая марксистская правоверность, притом, что служите, как я понял, все-таки Белому движению?
Адмирал снисходительно взглянул на фон Тирбаха: «Господи, какой ты еще зеленый в этих делах!». Но так ничего и не ответил.
— Пора спускаться, — молвил он через минуту, уже после того как, взяв у Курбатова бинокль, внимательно осмотрел территорию лагеря. — Ему ждать некогда.
— Кому это некогда? — уточнил майор.
— Черт, я забыл сказать: Конрад заявился. Требует к себе Легионера.
— Конрад? Решился?!
— Ты у них в почете, адмирал, — хозяин их явки по-прежнему ко всем обращался только на «ты» и всех называл «адмиралами». Курбатов и Тирбах уже привыкли к этому, — К славе идешь.
— Что он собой представляет?