Мандарин
Шрифт:
— Как ты сказал?
— Лидер. Ты наш лидер.
— Дай-ка я осмотрю твою голову. — Он схватил ее так, что едва не вывернул мне шею. Похоже, с ней что-то не так.
— Может, мы и психи, — продолжил я, хотя он все еще держал меня за голову. — Но, если бы тебя не было, мы бы так и сидели по домам. Если же ты смог увлечь за собой нас, значит, ты мог бы командовать и другими. С тобой весело. Ты хороший актер. Ты просто скрываешь, какой ты на самом деле яркий!
— Я — яркий?
— Наверное, ты учился
— И откуда только ты такой взялся…
— Почему же ты не продолжил учебу?
— Меня уже не принимали…
— Ну а если пойти в другой колледж?
— Не будь ребенком. Сейчас тридцать девятый год. Вот-вот начнется война. Меня выпрут и из армии. Им не понравится, что я пользуюсь духами и выбриваю подмышки! Нет-нет, скажут они, такие гномики-гомики не для наших садиков.
— Не говори так!
— Они так говорят, почему бы и мне не сказать?
Я бросил взгляд на противоположную сторону улицы. Заметив это, женщина в черном плаще махнула мне рукой и улыбнулась, словно понимала смысл нашего разговора. «Да! — было написано у нее на лице. — Скажи ему!»
— А что ты хотел сказать словами «она меня хочет»?
— Она хочет на мне жениться, неужели не понятно?
— А чего бы тебе не ответить «да»?
— Это что, допрос? Детектор лжи у тебя с собой?
— Уже включен. Мне ты солгать не сможешь!
— Это еще почему?
— Потому что мы друзья. — Я перевел дух и продолжил: — Боишься, если перейдешь улицу, она затащит тебя домой и заставит на себе жениться?
— С нее станется, с этой дуры несчастной!
— Нет, это ты дурак несчастный!
Сонни вытер глаза тыльной стороной ладони.
— А я-то привык считать тебя своим другом…
— Я и есть твой друг!
— Если я перейду на ту сторону, ты меня больше не увидишь. И команды никакой у вас уже не будет.
— Да пропади она пропадом! Иди!
— Слишком поздно! — Сонни подался назад, не отводя от нее взгляда. — Тону. Нет! Третий раз погрузился.
— Ничего подобного.
— К тому же если я женюсь на ней, она замерзнет. Я уже много лет не могу согреться.
— Хочешь, я поговорю с ней сам?
— Вот псих, тебе-то это зачем?
— А затем, что мне на тебя не наплевать. Мне не нравится, как ты сейчас живешь!
— Тогда почему ты водишь со мной компанию?
— От нечего делать. Но долго это все равно не продлится. Через год я уеду.
— Собираешься заделаться знаменитым писателем?
— Что-нибудь в этом роде.
Я поймал на себе его оценивающий взгляд.
— Ах ты, сукин сын! Думаю, так оно и будет.
— Тогда идем! Я пойду вместе с тобой!
— Слепец ведет слепого? Почему ты всегда оказываешься прав?
— Не знаю. Я пытаюсь оставаться искренним и
— Ты веришь этой дряни?
— Разве можно жить, никому не веря?
— Ну, так иди же к ней сам! Отведи ее домой! Я уже слишком стар для нее, и для тебя то же, и для всех остальных.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать шесть.
— Это не старость.
— Старость, если ты — это я и в твоей биографии — тысяча мужчин. Поживу еще годика четыре, и хватит.
— Тебе будет всего тридцать!
— Очнись! Кому нужны тридцатилетние гномики?
— Но что же с тобой произойдет через четыре года?
Сонни замер и, глядя куда-то в сторону, холодно ответил:
— Ненавижу, когда мне задают такие вопросы!
— Я спрашиваю тебя как друг!
— Дай-ка я на тебя посмотрю повнимательнее… Да, ты действительно считаешь себя моим другом… — Он отвернулся. — Когда мне стукнет тридцать, тройка и нолик, я куплю крысиного яда…
— Нет!
— Или пистолет. Впрочем, быть может, я прибегну к дефенестрации. Интересное слово, правда? А знаешь, что оно означает? Дефенестрация — это прыжок из окна!
— Но почему ты так решил?
— Глупый мальчик! Таким, как я, после тридцати лет нечего делать в этой жизни! Все. Финиш. Помнишь песенку: «Кому ты нужен, старый и седой»?
— Тридцать лет — это вовсе не старость!
— Тебе это бабушка сказала? В тридцать лет человеку приходится платить по счетам. За все, что раньше ты получал за так, теперь нужно лезть в кошелек. И будь я проклят, если я стану расплачиваться за то, что принадлежит мне по божественному праву.
— Бьюсь об заклад, точно так же ты говорил и в пять лет.
— Да, таким уж говорливым я уродился. И чтоб остановить меня, существует только один путь. В окошко.
— Но у тебя еще вся жизнь впереди!
— Это у тебя, дружок. А вот у той девицы за роялем в баре, поющей блюз, уже нет. Что до меня, то на всем моем теле не найдешь и дюйма, на котором не было бы отпечатков пальцев из фебеэровских досье на хулиганов, жуликов и опасных психопатов!
— Я тебе не верю!
— Глупый, наивный мальчик! — сказал он с грустной усмешкой. — Тебя когда-нибудь целовали мужчины?
— Нет.
— Я бы тебя поцеловал, но не стану…
Я вновь посмотрел на женщину в черном плаще.
— И давно ты ее знаешь?
— Еще с института. Она была одним из моих преподавателей…
— Ах, так!
— Только не надо ахать! Я был ее любимчиком. Она пророчила мне блестящую будущность… Я же брожу вечерами по центральным улочкам в компании юных бездельников…
— Но разве ты пытался хоть что-нибудь изменить?
— Оставь меня в покое!
— Пытался или нет?
— Что я должен был для этого сделать? Стать актером, писателем, художником или танцовщиком?