Мандат
Шрифт:
— Прости! Забыл про твою ногу!
Он подбросил Глебку к борту машины. Чьи-то руки подхватили его и опустили на скамейку под брезентом.
Грузовик еще медленнее с потушенными фарами проехал два квартала и снова остановился.
Навстречу брела лошадь, запряженная в сани. Ее окружили и, приготовив оружие, приблизились. Ни груза, ни ездоков в санях не было. Вожжи волочились по снегу. Увидев людей, лошадь остановилась и доверчиво заржала, будто позвала к себе.
Не часто в холодном и голодном Петрограде бродили
Больше никого не встретили до самой Лавры.
Здесь отряд разделился на две части. Одна половина во главе с Дубком перелезла через высокие закрытые ворота, а другую мужчина в очках повел в обход по Шлиссельбургскому тракту.
Глебка остался с водителем в машине.
Миновав монастырские строения, группа, которой командовал мужчина в очках, вышла к забору кладбища, и почти все одновременно заметили впереди две удалявшиеся фигуры: одну высокую, стройную, другую маленькую, детскую.
— Стой! — крикнул передний матрос.
Весь отряд, перегородив узкий тракт, цепью двинулся вперед. Женщина и мальчишка испуганно прижались к забору.
— Кто такие? — спросил мужчина в очках, подойдя к ним и всматриваясь в лица.
Фонаря ни у кого не было. Мужчина зажег спичку, осветил лицо женщины и опустил огонек вниз, чтобы рассмотреть мальчишку. Но это ему не удалось. Мальчишка уткнулся в меховое пальто женщины и заплакал удивительно противным скрипучим голосом.
— Кто такие? — повторил свой вопрос мужчина.
Мальчишка заревел еще громче.
— Зачем пугаете сына! — тихо и зло произнесла женщина. — Ворюги несчастные!.. Пальто вам мое нужно? Нате — возьмите!
Она стала расстегивать пуговицы.
Матросы и патрульные заулыбались. Мужчина в очках сердито бросил наган в кобуру.
— Дура! — он потрепал мальчишку по плечу. — Не реви! Мы не воры! Не тронем твою мамку!.. Куда шли в такую пору?
В это время на кладбище гулко раз за разом ударили два выстрела.
Матросы и патрульные без команды бросились к забору.
— Быстрей уходите — подстрелить могут! — сказал мужчина Графиньке и карлику и полез через забор…
Водитель и Глебка, который теперь сидел в кабине грузовика, тоже услышали два выстрела. Глебка беспокойно заерзал на сиденье.
— Наши?
— Наши! — успокоил его шофер. — Сиди, не дергайся.
Но сам он открыл дверцу, вылез и подошел к решетчатым воротам Лавры. Глебка потихоньку выбрался из машины, дохромал до него и ухватился руками за железные брусья.
Несколько минут стояли они рядом, прислушиваясь. Но выстрелов больше не было. Из ворот несло холодной сыростью. Казалось, что из кладбища вытекает липкая мерзлая тишина.
Глебка чувствовал себя несчастным и во всем виноватым. Были у него друзья. Где они? Юрия он сам бросил! И Глашу послал сам
Он бы ни за что не сунулся ночью на кладбище! Но то он, а то она! Скажет свое «чичас» и, если надо, полезет хоть в огонь.
— И зачем только кладбища в городе устраивают? — произнес он, забыв про водителя.
Но тот услышал и, почувствовав в голосе мальчишки затаенную тоску, неумело пошутил:
— А где жить мертвым?
— Везли бы подальше…
— Ты, видать, никого из близких не хоронил?
— Хоронил.
И Глебка вдруг отчетливо увидел белый крест над могилой матери на Охте и красную звезду над холмиком отца под Узловой. Услышал прощальный салют. И, точно эхо того салюта, из глубины Лавры донесся третий выстрел.
Глебка вздрогнул, зажмурился. Ему подумалось, что эта пуля могла попасть в Дубка. Чтобы отогнать дурную мысль, он сильно дернул за брусья. Ворота железно брякнули, как листья металлического венка.
— Пойдем! — воскликнул он и схватил водителя за рукав.
— Куда?
— Да к ним! Бой же идет!
— Это не бой… Постреливают — мазуриков из нор выкуривают, — спокойно ответил водитель.
Так они простояли часа два, пока не послышались голоса и шаги.
Глебка сразу узнал Дубка. Матрос шел впереди. За ним в кольце патрульных вели бандитов со связанными за спиной руками. Потом тяжело шагали матросы с мешками муки. Двое вели раненого. Мужчина в очках и Глаша замыкали колонну.
— Глебушка! — крикнула она. — Как нога?.. Перебинтовать ее надо потуже! Я чичас!..
Только под утро привел Дубок Глашу и Глебку на свою холостяцкую квартиру. На буржуйке вскипятили чай. Глаша нарезала тонкие лепестки хлеба и крохотные кусочки селедки. Это был весь запас, который хранился у матроса в кухонном столе.
Отпив глоток горячего чаю, Дубок сказал:
— Приказ найти Юрия отменяется. Это дело вам не по зубам. Другие займутся… Жилье ваше с сегодняшнего дня здесь. Рядом школу ремонтируют — помогать будете… Но с тебя вина за Юрия не снимается!
Матрос взглянул на Глебку и надолго замолчал после своей непривычно длинной речи.
ДВЕ ОПЕРАЦИИ
Юрию не спалось. Он слышал, как часы пробили и двенадцать, и час, а сон не приходил. Все эти дни какая-то неясная тревога по капельке накапливалась в сердце. Он почувствовал ее первый раз, когда Бессонов подробно расспросил про всех знакомых Юрию художников. Особенно интересовался карлик теми, у кого Юрий бывал дома: адрес, сколько человек в семье, как расположена квартира, какая в ней обстановка, есть ли там картины. Бессонов объяснил, что все эти сведенья нужны ЧК, чтобы скорее удалось освободить отца и мать.