Мангуп
Шрифт:
– Прости меня, София! Пусть простит меня мой малыш! Я не мог поступить иначе.
София плакала, но, глубоко вздохнув, пересилила себя, успокоилась и ответила:
– Я понимаю тебя, мой любимый! Прости, что не могу уйти с тобой! Мне надо растить сына.
Они смотрели друг на друга, и этот взгляд, как невидимая нить, связал их души. То, что не могли они выразить словами, их глаза сказали друг другу в последнее мгновение между жизнью и смертью.
Султан кивнул стражникам, и те натянули шнур. Александр неотрывно смотрел
Померк любимый образ, и только всё ещё слышал он шум крыльев перелётных птиц над головой, который напомнил ему шум морских волн его далёкой Родины.
Эпилог.
Теодорик, Мимир и Елена с сыном въехали в Сучаву. Город был защищён глубоким рвом с палисадой – частоколом из брёвен.
– Воюя с такой мощной державой как Турция, могли бы молдаване вокруг столицы и стены построить,– заметил Мимир.
– Могли бы, но постоянные войны, разорение страны турками мешают заняться строительством стены вплотную. Кроме того, воевода сейчас строит новую столицу, Яссы, на месте древнего посёлка, в котором когда-то жили наши союзники аланы,– ответил Теодорик.
– Наверно, от смеси алан и сармат - ассов и происходит название города?– предположил Мимир.
– Или от ясеневых лесов вокруг города. Из ясеня молдаване изготавливают свои луки,– сказала Елена.
– Может быть и то, и другое,– ответил Теодорик. – Нам повезёт, если Штефан окажется в Сучаве.
Им повезло. Штефан оказался в крепости. Теодорик и Мимир были тут же приняты воеводой. Штефан уже знал о взятии турками Феодоро, и Теодорик лишь рассказал воеводе подробности обороны, штурма и падения города.
– Что с Александром?– спросил Штефан.
– Достоверно неизвестно, но среди убитых его нет. Скорее всего, он захвачен турками в плен. Нет среди убитых и его жены, Софии. Я сам обследовал башню, где они находились в последние мгновения боя.
– Сейчас все мои шпионы твердят одно: Мехмед готовит войска для нападения на Молдову. Вероятно, турки придут в начале лета. Но я всё равно пошлю к султану посольство с предложением богатого выкупа за Александра. Какие у тебя планы? Ты будешь участвовать в этой войне?
Впервые у Теодорика не забилось радостно сердце при слове «война», впервые он не почувствовал возбуждения, прилива сил. Какое-то изменение произошло в его душе, и он решил, что постарел.
– Дождусь возвращения твоих людей. Потом приму окончательное решение. У меня есть камни из казны Феодоро. Пусть твой посол приложит их к выкупу.
– Отлично! Распоряжусь прямо сейчас.
От Штефана Теодорик пошёл к сестре Александра. Они беседовали долго. Мария сначала плакала, но потом взяла себя в руки и успокоилась. Говорили тихо, чтобы не разбудить спящего ребёнка.
Посольство Штефана отъехало на следующее утро. Ждали его возвращения до весны. Когда зацвели сады, посольство вернулось с неутешительной
Это был шок. Теодорик взял назад свои камни, попрощался с Еленой, Мимиром, которые решили пока остаться в Молдове, вскочил на коня и выехал из города.
Теперь его уже ничто не держало. На полупустой дороге среди холмов и лесов он мог не стыдиться своей слабости. Слёзы текли у него из глаз. Погибло всё, чем он дорожил: любимый город, любимая земля, близкие люди…. В душе была абсолютная пустота.
Но потом, по мере того, как верстовые столбы один за другим пропадали у него за спиной, он начал ощущать, что есть ещё в его сердце слабый огонёк, ради которого стоит жить. И тогда путь его обрисовался ясно в весеннем тумане.
На границе Теодорик предъявил письмо воеводы с печатями и беспрепятственно въехал в Венгрию. Ему пришлось обратиться к Матиашу Корвину за рекомендательным письмом. Король был благодушен, и после рассказа Теодорика об обороне и падении Феодоро, велел выдать ему охранную грамоту.
Через две недели Теодорик переправился на барже в Венецию, за маленький бриллиант снял небольшой дом с прислугой, а уже вечером гондола привезла его к знакомым решётчатым воротам.
Из окна выглянула Анна Нотарас. Она сбежала вниз и сама открыла ворота. Гондола вплыла во внутренний двор.
– Я знала, что ты вернёшься. А недавно мне приснился сон, и я поняла: это случится сегодня, когда солнце коснётся диском поверхности вод. Так и произошло,– сказала Анна.
Они поднимались наверх по лестнице, и Теодорик услышал плач ребёнка.
– Откуда в доме ребёнок?
– Да вот появился, после того, как некий высокий господин осчастливил нас своим посещением.
– Ты хочешь сказать, что это мой ребёнок?
– Я ничего не хочу сказать. Хочу лишь показать. И если ты не узнаешь своё собственное лицо в уменьшенном варианте, значит, слишком редко смотришься в зеркало.
– Я вообще не смотрюсь в зеркало. Не мужское это дело – любоваться своим отражением. В моём доме не было зеркал.
– В моём доме, напротив, слишком много венецианских зеркал, и ты не сможешь каждый раз гордо отворачиваться сам от себя.
– Дочь?
– Нет, сын. У тебя ещё есть дети?
– Нет. Моя жена была бесплодной. Я только недавно развёлся, а изменять жене, даже неверной, не мог, не согрешив.
– Для того и придумали люди Бога, что запретный плод сладок. Значит, грех не просто преступление заповедей Бога, но и особое, острое ощущение падения. А падение всегда приятно. Или нет? Впрочем, прости! Главное – ты-таки, согрешил.
– Покажи мне плод греха моего!