Манифест персонализма
Шрифт:
Но в человеческой действительности не все так просто. Личности стоят выше простых живых индивидов, полностью вовлеченных в материю и заслуживающих уважительного отношения к себе лишь постольку, поскольку они несут в себе возможность стать Личностью, но совсем не потому, что они распыляют и отрицают личность. Эти индивиды сколочены в более или менее жизненные общества: профессии, семьи, отечества и т. п., частями которых они являются в качестве индивидов (в то время как о личности никогда нельзя сказать, что она часть какого-то целого) [36] . Эти общества, в той или иной мере материализованные, никогда не могут рассматриваться как сообщества чистых личностей.
36
См. по этому поводу прекрасную работу Ж. Маритена{143} в: Du r'egime temporel et de la libert'e. Descl`ee de Brouwer. P. 575.
Таким
Вместо совершенной координации, которая царила бы в мире чистых личностей, где ни одна из них никогда не была бы средней величиной или орудием в руках другой личности или сообщества, положение, которое мы только что описали, зиждется на режиме ущербной субординации в отношениях между индивидами и обществами.
Здесь опять возникает затруднение. Если отношения «индивиды — общества» были бы чисто материальными или сугубо жизненными, то речь шла бы об игре сил и борьбе за выживание между отдельными частями. Но эта плоскость является нижним пределом. В столкновениях между индивидами и обществами в какой-то степени всегда участвуют подлинные личности предельного сообщества, вот это-то и есть подлинная драма, ибо с достаточной ясностью никогда не известно, какая именно из двух сторон и до какой степени оказывается вовлеченной в конфликт.
Следовательно, в этой области необходимо, опираясь на наш собственный опыт, усвоить некоего рода практическую мудрость. Вот несколько очевидностей, которые мы для себя добыли. Мы будем рассматривать их как указания, подлежащие осмыслению, поскольку имеется достаточно оснований считать, что проблема эта сложна, даже мучительна, чтобы можно было претендовать на ее разрешение, опираясь на несколько грамматических правил.
Если окончательное осуществление личности и сообщества (христианин сказал бы: достижение личного спасения и формирования сообщества святых) — это одно и то же дело, имеющее две стороны, то тем не менее мне дано [37] осуществлять только мою личность, пусть даже при этом я шел бы против всего света, тогда как для осуществления сообщества я могу внести только свой личный вклад, который останется неэффективным, если другие не сделают того же. Более того, как мы уже говорили, сообщество следует за личностью, оно является результатом, последовательно достигнутой гармонией. Заранее я не знаю, чем оно станет и какой путь приведет к нему; я знаю только, что такой путь открывается при условии, если я устремляюсь к личности. Я не могу хотеть этого сообщества, я могу только стремиться к тому, чтобы быть достойным его.
37
Мы говорим «дано», а не «возможно»: условия крайней нищеты оставляют место для добродетелей лишь исключительного характера.
Когда я выступаю за экономическую и политическую революцию, я борюсь не ради сообщества, а (если брать слова в их собственном смысле) ради Личности, зная, что это соответственно пойдет и на пользу сообществу. Я полагаю, что, двигаясь в каком-то направлении, или , например, мы избавим личности от нынешнего экономического и политического угнетения, но я хорошо знаю также и то, что автоматически без их собственных усилий (которые только тогда и могут возникнуть) нам не прийти к созданию сообщества.
В том, что касается меня самого, моей личной задачи, здесь я обладаю некоторыми очевидностями, но что касается нынешних отношений людей, коллективного начала, конечной гармонии, здесь я пребываю в полном неведении. Я слишком хорошо знаю, что сообщество, которое объединяет в себе все личности, не может для своего утверждения требовать от меня того, чтобы я отверг себя как личность. Каждый конфликт, который может случиться у меня с обществом, я должен оценивать не с позиций живущего во мне индивида, а с точки зрения, которая превышает меня самого и которая вопреки моему самодовольству устремляет меня, как человека особенного, в направлении моего призвания; вот, несомненно, средство, дающее мне наибольшие шансы для продвижения к завершающему сообществу. Вся проблема будет заключаться в том, чтобы решительнейшим образом отличать призывы личности от выкриков индивида.
Сделав эти предварительные замечания и предполагая, что мы в своих разработках гарантированы от неосознанного возврата к индивидуализму, мы должны сформулировать правило, утверждающее, что любое земное общество
Таким образом, долг общества перед личностями предстает в категорической форме. Что же касается обязанностей личностей по отношению к обществам, то здесь мы столкнемся с большим количеством ловушек и неопределенностей.
Общества нередко оказываются всего лишь умножением беспорядков, идущих от индивида. Суммируя их, они доводят угнетение до крайней отметки. Человек, который осознал свое человеческое предназначение, всегда должен открыто выступать против этой угрозы.
Тем не менее нередко и они оказываются эффективной подготовкой к сообществу, этапом на пути его становления. Каждое из них обладает здесь своими возможностями: товарищество, семья, партия, родина более или менее открыты для него. А поскольку моя личность вынуждена защищаться против материального угнетения, которым они ему угрожают в силу их беспрерывной материализации, мой индивид со своими претензиями и алчностью нередко получает счастливую возможность использовать эту защиту в своих целях. Между тем бесспорно, что мой индивид должен полностью, со всеми своими личными интересами и самой жизнью, приноситься в жертву сообществу, которое может включить в себя общества, поглощающие его. При этом необходимо соблюсти два условия: 1) Чтобы индивид приносился в жертву именно сообществу, как бы ни были несовершенны его требования в данный момент, а не обществам, основанным на материальных интересах, которые признаются таковыми открыто или подспудно. Если речь идет всего лишь о материальных интересах индивида, то это представляло бы опасность для других материальных интересов, затрагивающих личность, в подчинении которой находится индивид. Если же речь идет о жизни индивида, это меняет дело. Мы нисколько не возмущаемся, даже, напротив, восторгаемся, если человек умирает во имя своей страны, во имя революционной справедливости. Ведь бывают такие случаи, когда смерть оказывается для него единственным средством ответить на требования его личности, «спасти свою душу» и душу сообщества вместе с ней. Только в каждом конкретном случае надо хорошенько проверить, не умирает ли он ради торговцев оружием или ради кучки авантюристов.
2) Чтобы индивид при этом приносил в жертву только свою индивидуальность, то есть что-то такое, что принадлежит сфере его интересов: его выгоды, удобства, развлечения [38] . Мы уже говорили о том, что никогда никакое сообщество не может требовать от личности, чтобы она отрицала самое себя. В противном случае это было бы противоречием в понятиях, ибо сообщества есть не что иное, как завершение личностей.
Практически проблема будет состоять в том, чтобы определить, когда требуемая сообществом жертва перестанет подавлять индивида (что само по себе хорошо, несмотря на его противодействие) и начнет ущемлять личность.
38
Подчеркнем: свою индивидуальность. Никто не обладает правом приносить в жертву кого бы то ни было, кроме себя самого, — ни членов своей семьи, ни соратников по партии и т. д. (с этой стороны опять-таки наблюдается усложнение различных случаев).
Эти два условия помогают нам увидеть, насколько абсурдна позиция тех социологов, которые в том, что они весьма расплывчато называют конфликтами между «индивидом» и «обществом», постоянно отдают предпочтение «обществу» перед «индивидом» (потому что, как они считают, именно общество дает индивиду бытие) или же в соответствии с тем же принципом поддерживают более широкое общество в ущерб обществу менее широкому.
В своей грубой форме эта позиция представляется нам типичной для определенного материализма, имеющего благие намерения. Она игнорирует труд, который осуществляется внутри личности; тот труд, который, опираясь на социальные отношения, отнюдь не сводится к ним. Согласно этой позиции, добродетели сообщества имманентно присутствуют в каждом обществе и, при прочих равных условиях, автоматически развиваются, если иметь в виду их качества, вслед за расширением рассматриваемых обществ. Как говорил Паскаль, это значит рассматривать человека и общество с точки зрения множества, а не бытия.