Манифест: Революция
Шрифт:
И так же, как увеличение внутренних правительственных трат редко приводит к росту их эффективности, я сильно сомневаюсь, что значительная часть наших военных расходов действительно ведет к повышению национальной безопасности. Америка была бы куда сильнее и куда безопаснее, если бы наше правительство проводило антиинтервенционистскую внешнюю политику и положило конец межнациональному напряжению. И не только потому, что внешнеполитическим вмешательством мы наживаем себе врагов – это-то как раз очевидно. Гораздо больший вред приносят огромные расходы человеческих ресурсов, техники и средств на чрезмерно раздутое заокеанское присутствие. Эти ресурсы пригодились бы для непосредственной защиты США. Наши войска растянуты
Мы держали войска в Корее более пяти с половиной десятилетий и почти столько же в Европе и Японии. Сколько лет должно пройти, чтобы мы удовлетворились? Американское присутствие в этих местах позиционировалось как временное, до исчезновения военной угрозы, которая была причиной их появления там. Милтон Фридман был прав – нет ничего более постоянного, чем «временная» правительственная программа.
С государственным долгом в 9 триллионов, 50-триллионными обязательствами по правительственным программам и долларом в свободном падении, как долго мы еще сможем позволять себе эти ненужное и непозволительное расточительство?
В то время как наше правительство увеличивает дефицит бюджета для финансирования своих заокеанских интересов, отрывая средства от собственной экономики, другие страны, такие как Китай, заполняют ниши, развивая свои торговые связи. Я никогда не понимал разговоров о нашем военном присутствии как о «стратегическом резерве западной цивилизации». Лучшим индикатором нашей цивилизации всегда был авторитет во внешней торговле. Мы должны считать, что лучшая мера американского величия исходит из свободной и мирной торговли, а не из демонстрации нашей военной мощи.
Сейчас большим шагом вперед станет простое обсуждение внешней политики, которая сейчас проводится, и которой (с небольшими различиями) придерживается истэблишмент обеих наших главных партий. Один писатель очень метко назвал это «дискуссией, которой мы никогда не увидим». Несмотря на то, что многие американцы против продолжения внешней экспансии «большого правительства», антиинтервенционизм никогда не предлагался им как вариант выбора. Так называемые «дебаты» между экспертами, которые они видят по телевизору или читают в газетах, умышленно ограничивают пределы обсуждения минимально значимыми вопросами. Дебаты всегда идут в терминах того, какую интервенционистскую политику правительству нужно проводить. Возможность того, что мы должны избегать истощения своих ресурсов в бесконечном внешнем вмешательстве даже не обсуждается. Ей-богу, какие могут быть дебаты, если все спорящие стороны согласны с тем, что Америке нужны войска в 130 странах?
Это может быть похоже на дебаты, которые раньше дозволялись в газете «Правда», но в свободном обществе мы вправе ожидать более здравого обмена идеями!
Если мы будем обсуждать эти проблемы, некоторые американцы могут решить, что повышенный риск терроризма – это разумная цена, которую они готовы платить за интервенционистскую внешнюю политику правительства. Другие осознают, что интервенционизм разоряет нас и делает нашу жизнь менее безопасной. К чему бы оно не привело, мы должны иметь возможность это обсуждать. И в результате таких дебатов, делает вывод Майкл Шойер, американцы «могут решить, что существующий статус-кво во внешней политике это именно то, что им нужно. Но если даже так, то они должны делать выбор с открытыми глазами и знать, что их ждет длительный период войн, чрезвычайно кровавых и разорительных войн».
Между тем, отсутствие дебатов имеет катастрофические последствия для нашей республики. Джеймс Бамфорд считает, что лидеры Аль-Каеды надеялись втянуть нас в этакий «Вьетнам в пустыне» - ненормально дорогую войну, которая бы истощала наши ресурсы и помогала
Если вкратце, то террористы играют с нами как кошка с мышкой. Своей ненужной и неспровоцированной атакой на Ирак мы добились только того, что они хотели.
Американцы имеют право на защиту от внешних атак, и это не пустое заявление. Но эта защита очень мало похожа на развязывание превентивных войн против стран, которые не атаковали и не могли атаковать нас, у которых почти нет морских и воздушных войск, и чей военный бюджет составляет доли процента нашего. Политика свержение и дестабилизации любого режима, который не нравится нашему правительству - это не политика вообще, если конечно нашей целью не является международный хаос и обнищание американского народа.
Пришло время провести коренной пересмотр нашей политики интервенционизма, оккупации и национального строительства. Это в наших национальных интересах и в интересах всего мира. Это послание волнует не только американцев в целом, но и военных США: во втором квартале 2007 года наша кампания позволила собрать больше пожертвований от действующих и отставных военных, чем кампания любого другого республиканского кандидата, а в третьем квартале – больше чем любой из остальных кандидатов от всех партий. В четвертом квартале мы собрали пожертвований от военных больше чем все республиканские кандидаты вместе взятые. Наш призыв популярен, он базируется на американской безопасности, финансовом здоровье и здравом смысле.
ГЛАВА 3. КОНСТИТУЦИЯ
Хотя писанные законы «могут нарушаться в моменты волнения или заблуждений», - писал Томас Джефферсон в 1802 году, «по сию пору они предоставляют нам текст, вокруг которого ответственные люди могут вновь собраться и объединить народ».
Сложно сказать, прошло ли потрясение и дезориентация от 11 сентября. Я, тем не менее, верю, что достаточно американцев уже могут посмотреть трезвым взглядом на то, чем мы позволили нашей стране стать с того ужасного дня, что Конституция вновь может быть документом, вокруг которого люди могут сплотиться и объединиться.
В ранней американской истории Конституция часто упоминалась в политических дебатах. Люди хотели знать, а политики должны были объяснить, как те или иные схемы, которые они обсуждают в Конгрессе, сочетаются с Конституцией. В двадцать первом столетии, напротив, Конституция стала чем-то вроде слона в посудной лавке, которого все стараются не замечать.
Исполнительная власть, к примеру, давно уже вышла далеко за рамки, которые представляли себе творцы Конституции. Один из механизмов, усиливших ее, это исполнительный приказ, которым президент может получить столько власти, сколько Конституция никогда и не намеревалась ему давать. Исполнительный приказ это директива, которую издает исключительно президент, не согласовывая ее с Конгрессом. Этот приказ может нести легитимные функции. С его помощью президенты могут выполнять свои конституционные обязанности, к примеру, отдавая директивы подчиненным. Но они также могут быть соблазном для амбициозных президентов (я не слишком тонко намекаю?), так как они не могут удержаться от попыток использовать их вместо формальных законов, добиться принятия которых они не могут. Тем самым, президент может обойти нормальный, конституционный законодательный процесс.