Манило
Шрифт:
Она долбанулась затылком об асфальт, рассказывали, что кусочки мозгов полукругом разлетелись по дороге. Но больше серьёзных повреждений не было, и Мальвину положили в открытый гроб. Помню, подошёл к постаменту, а она там полёживает в белом свадебном платье. Симпотная пиздец. Ну у меня и встал. Смотрю, брюки топорщатся, руку в карман сунул, пощупал – что камень! Повезло, что на мне был надет пиджак. Сгорбился, глаза ладонью прикрыл – с понтом плачу – и потихоньку без палева доковылял до скамейки.
– И что в итоге? Впендюрил Мальвине? – поинтересовался я.
– Да какое там! Её в тот же день закопали, а мне было страшно рыскать по кладбону, – раздосадованно
– Расскажи-ка, любопытно.
Мишаня отхлебнул джина с горла и поведал историю:
– Любка, хороша сучка была, хоть и шалава подзаборная. Я после похорон Мальвины сиськи промял до марта, но в конце концов остановил свой выбор на Любке. Зная, что она падкая на пасту, пригласил её в итальянский ресторан, и она согласилась. Я в то время гонял без прав на «Опеле» «Астра». Забрал её у дома и понёсся загород, дескать, полюбоваться закатом перед ужином. Заехал в лес, затаился в чащобе, чтобы никто не срисовал. Любка посчитала, что я её ебать буду, и полезла целоваться. Понятное дело, я с ней лобызаться не стал – она хуёв перевидала больше, чем школьный унитаз. За руки её взял, тактично отодвинул и говорю: «Как относишься к БДСМ?». И достал из бардачка наручники, купленные в «Розовом кролике».
Любка рассудила, почему бы и нет, попросила только одежду не портить, потому как денег стоит. В общем, застегнул ей браслеты на руках за спиной, накинул на голову пакет и затянул его верёвкой. Её закозлоёбило, поэтому, чтобы обшивку не поломала, я вытолкал её из тачки через боковую дверь. Закурил, и, пока дымил сигаретой, она елозила башкой по земле, пытаясь освободиться, – Мишаня затих на несколько секунд, пристально всматриваясь в огонь. – Сразу впендюривать ей не рискнул – опасался заразу подхватить, если гандон порвётся. Оттащил её труп в ямку, присыпал сверху листьями и оставил на пять дней мариноваться. Понадеялся, что за этот срок все бациллы передохнут.
– Её что, не искали?
– Искали, как же не искали. Прошерстили хаты её хахалей, поспрашивали у приятельниц, не собиралась ли она куда сваливать, да и забили. Я долго ещё к ней в гости в лес наведывался, – Мишаня мечтательно позалипал на луну, кивая башкой. – Поди, до сих в канаве валяется, если собаки не разрыли.
– Ну, за Любку, – шутливо заявил я и допил остатки джина.
Мишаня юмора не понял и, насупившись, уставился на умирающее пламя. Меня охватила неизвестно откуда взявшаяся тоска, заглотившая, словно чёрная бездна, все мысли. Но корефан прервал затянувшуюся на несколько минут паузу:
– Поехали домой, спать охота, – предложил он.
Мы кое-как облачились во влажную одежду, обезображенную размытыми светло-малиновыми пятнами, забросали песком тлеющие угли, поднялись по тропинке к «Форду» и понурые поколесили в город.
30.
Мамзель откачали. Добрые самаритяне подобрали её и отвезли в больницу. Эскулапы починили ей расквашенный нос и даже пришили на место сиськи, но они не прижились. Видать, слишком долго провалялись в траве и протухли. Фартово для нас с Мишаней воспоминания мамзели обрывались на бокале пива, щедро сдобренного старой-доброй водярой, а её приятели травили байки то о пятерых, то о семерых вероломных узбеках, исподтишка напавших на их шоблу-ёблу.
Удивительно, но наши физиономии нигде отчётливо не засветились. К опубликованному в интернете сообщению об объявлении изуверов в розыск были прикреплены два фоторобота да стоп-кадр с видеозаписи,
В субботу посетил «Муромца», чтобы снять с члена бинты. Хирург сказал, что писюн восстанавливался как запланировано, но предписал соблюдать сексуальный покой в течение месяца – в общем, ни потеребонькать, ни погатить. К слову, гонять лысого желания не возникало. Я не узнавал висящую между ног сосиску с вечно залупленной головкой и розовыми канатиками шрамов, которые, как утверждал доктор, скоро побледнеют.
– Со временем привыкнешь, а покамест ссы сидя, чтобы лишний раз не тревожиться, – посоветовал мне врач.
Мне не давала покоя обронённая нимфой фраза об утопленниках, и я решил проверить, не звиздела ли она. Подрядил в помощь Мишаню. Памятуя о сломанном по его вине шланге, он не стал кочевряжиться и дал добро. Корефан взял в прокат снаряжение для дайвинга, и во вторник днём, когда народу на пляже было мало, мы подъехали на его «Форде» к Вогрэсовскому мосту со стороны левого берега. Припарковались у пошарпанного здания ГИМС, взяли прибамбасы и потопали к берегу.
Погода благоволила – на безоблачном небе сверкало солнце, и лёгкий бриз лениво шевелил ветви раскидистых ив. Я не надел гидрокостюм, потому как мне не грозило замёрзнуть в водосранке. Затянул пояс с грузиками, закинул на спину баллон, к которому крепился регулятор подачи воздуха, натянул свою маску для сноркелинга и зашёл в воду по пояс. Открутил вентиль, засунул в рот загубник и нырнул, чтобы проверить систему воздухоснабжения. Всё работало тип-топ, поэтому я поплыл к середине водохранилища, выпуская при каждом выдохе вереницы пузырьков.
Видимость оставляла желать лучшего. К середине июля успели размножиться в неимоверном количестве микроводоросли, превратившие воду в мутный первач с дальностью обзора не превышающей двух метров. Конечно же я понимал, что водосранка, как и дистиллят, не предназначена для дайвинга, и не собирался жаловаться в мэрию. Но меня безумно огорчало, что водоёмы в черте всех нынешних российских крупных городов трансформировались в такие вот водосранки, в которые разве что плевать и стоило.
Живность же адаптировалась к нечистотам и химикатам и довольно густо населяла водохранилище. На мелководье паслись окушки. Сбившись в небольшие косяки по 20-30 особей, они перемещались от одной поросшей водорослями кочки к другой и деловито рылись в иле в поисках провианта. На открытых участках песок был устлан маленькими мидиями, а по пышным светло-зелёным листьям кувшинок, похожих на лопухи, ползали толстые улитки.
Метрах в 30 от берега дно круто уходило вниз, и я, следуя рельефу, погрузился глубже. Вода заметно похолодела, и уши заложило. Но я продул их и заскользил вперёд, неспешно загребая руками. В господствовавшем в пучине полумраке периодически проносились упитанные лещи и ещё какие-то крупные пугливые рыбы, удиравшие со всех плавников, едва завидя меня. Здесь водоросли уже не росли – не хватало света, и обнажённое дно, усеянное камнями, напоминало безжизненный пейзаж какого-нибудь Меркурия.
Слева от меня вдалеке темнела загадочная громада, и я направился к ней. На поверку она оказалась банальной опорой моста, облепленной вездесущими мидиями. Я обогнул её против часовой стрелки, не обнаружив ничего, кроме заржавевших железяк да булыжников грязно-коричневого цвета.