Манипуляция сознанием
Шрифт:
В этой возможной борьбе России выпало особая роль и особое место. На нее вся современная технология манипуляции сознанием обрушена революционным способом, как обвал, с гротескными и кричащими результатами. Это, конечно, вызвало шок, но в то же время создало и важнейшее условие для попытки осмысления, а затем сопротивления. В других частях мира обволакивание человека «культурой манипуляции» было медленным, постепенным (Азия — особый случай, у нее есть сильные защитные средства). Там не было шока и таких страданий, как у нас. Там возникло привыкание без всякой надежды на резкие, творческие попытки освобождения. Лягушка, брошенная в кипяток, выпрыгивает, хотя и с травмами. Лягушка, погруженная в теплую воду, с наслаждением плавает в кастрюле. Она не замечает, что кастрюлю поставили на огонь, и вода становится
Наша задача — выпрыгнуть и помочь тем, кто наслаждается.
Знание о том, как посредством манипуляции сознанием одни люди воздействуют на поведение других, накапливается и в науке, и в художественном творчестве, и в обыденном опыте. Наука, которая обязана изучать реальность беспристрастно и нейтрально, не давая никому моральных оценок, в основном описывает структуру самого процесса манипуляции, ее технику, ее приемы и системы приемов. Это — технологический подход.
Литература, театр, кино копаются в душе человека, исследуют мотивы поступков, истоки доверчивости жертв манипуляции, угрызения совести манипуляторов — все это через призму нравственных норм той или иной культуры. Описывая внутренний мир всех участников акта манипуляции сознанием, художники порой создают сложные модели, которые потом надолго становятся уже предметом научных исследований. В «Братьях Карамазовых» Достоевский «расщепил» душу человека, представив каждую ее часть в виде отдельного участника сложного конфликта. Есть даже теория, что именно в совокупности всех членов семьи Карамазовых Достоевский представил душу русского человека. И ее свято-звериный характер, и изощренный, противоречивый ум, и жажду испытать всю низость падения, и соблазн предательства.
Но главное, он создал провидческую модель, почти алгоритм, «русской манипуляции», которая безукоризненно работает именно при наличии в общественной среде «всех Карамазовых». Наши политики, по советам своих умненьких экспертов-культурологов, раз за разом безотказно используют этот алгоритм. А мы, вместо того чтобы Достоевского внимательно прочитать, все ищем какие-то психотропыне лучи.
Отдельно сложился синтетический подход — описание конкретных случаев, наблюдаемых или вымышленных (case studies). В них реальность «вычищается» не слишком сильно, так что описание убеждает наличием жизненных деталей, но в то же время модель просвечивает достаточно сильно. Поэтому в завершение рассказа можно сделать довольно определенный вывод, и логика его понятна читателю.
Литература по новейшей истории полна описаниями того, как «партия Наполеона» во Франции приводила молодого генерала-«нацмена» к власти — так, чтобы влиятельные социальные силы буквально умоляли его эту власть принять. Недавно, почти на наших глазах идеологи Запада провели блестящую кампанию по манипуляции общественным сознанием в Европе, убедив свой средний класс поддержать Мюнхенские соглашения и «разрешить» Гитлеру поход на Восток (хотя в тот момент остановить его не составляло труда — речь шла не о войне, а именно о разрешении или запрещении). Эта кампания также описана как «модельный случай». После второй мировой войны усиленно изучаются все местные гражданские войны и национальные конфликты, выявляя в каждом случае технологию манипуляции общественным сознанием. О «бархатных революциях» и перестройке в СССР и говорить нечего — здесь для обществоведов всего мира лакомых кусков хватит на сотню лет. Один «август 1991 года» уже перекрыл по главным параметрам все самые блестящие провокации в истории.
О художественном творчестве говорить нет необходимости. Талант художника состоит именно в том, чтобы не выпятить модель («мораль») слишком сильно. Чтобы «эксперимент», который ставит писатель над своими героями, не был надуманным, искусственным. Высшее достижение этого жанра, видимо, — убийство отца Карамазова. Это — experimentum crucis (критический эксперимент), поставленный и описанный Достоевским с удивительным мастерством. Недаром он освещается в литературе по истории и методологии науки. Но вообще произведения, посвященные тонкому воздействию на поведение человека, составляют очень большую часть литературы.
В этой книге мы не будем следовать какому-то одному подходу,
Глава 2. «Анатомия и физиология» манипуляции сознанием
Человек — существо социальное. Как говорил Аристотель, только боги и звери могут жить вне общества. Индивидуум — это абстракция, идеальное представление об изолированном человеке, которое сложилось в XVII веке при возникновении современного западного общества. Само латинское слово ин-дивидуум это перевод греческого слова а-том, что по-русски означает неделимый. На практике миф об индивидууме неосуществим, человек возникает и существует только во взаимодействии с другими людьми и под их влиянием. Ребенок, воспитанный дикими животными (такие случаи известны и изучены), не становится красавцем Маугли. Он — не человек и выжить не может. Не становится человеком даже ребенок, изолированный матерью от других людей.
Значит, заложенная в нас биологически программа поведения недостаточна для того, чтобы мы были людьми. Она дополняется программой, записанной в знаках культуры. И эта программа — коллективное произведение. Значит, наше поведение всегда находится под воздействием других людей, и защитить себя от этого воздействия каким-то жестким барьером мы в принципе не можем. Хотя и попадаются такие дубовые головы, которые пытаются это сделать.
Какой же вид воздействия на наше поведение мы определим как манипуляцию?
Ясно, что само это слово имеет отрицательную окраску. Им мы обозначаем то воздействие, которым недовольны, которое побудило нас сделать такие поступки, что мы оказались в проигрыше, а то и в дураках. Если приятель на ипподроме уговорил вас поставить на лошадь, которая пришла первой, то, получая в кассе выигрыш, вы не скажете: «Он мной манипулировал». Нет, он дал вам дельный совет.
С другой стороны, не всякое воздействие, подчинясь которому вы оказались в убытке, вы назовете манипуляцией. Если в темном переулке вам приставили нож к животу и шепнули: «Деньги и часы, быстро», то ваше поведение очень эффективно программируется. Но обозвать незнакомца манипулятором в голову не приходит. Какой же смысл мы вкладываем в это понятие?
Само слово «манипуляция» имеет корнем латинское слово manus — рука (manipulus — пригоршня, горсть, от manus и ple — наполнять). В словарях европейских языков слово толкуется как обращение с объектами с определенными намерениями, целями (например, ручное управление, освидетельствование пациента врачом с помощью рук и т.д.). Имеется в виду, что для таких действий требуется ловкость и сноровка. В технике те приспособления для управления механизмами, которые как бы являются продолжением рук (рычаги, рукоятки), называются манипуляторами. А тот, кто работал с радиактивными материалами, знаком с манипуляторами, которые просто имитируют человеческую руку.
Отсюда произошло и современное переносное значение слова — ловкое обращение с людьми как с объектами, вещами. Оксфордский словарь английского языка трактует манипуляцию как «акт влияния на людей или управления ими с ловкостью, особенно с пренебрежительным подтекстом, как скрытое управление или обработка»6.
Таким образом, термин «манипуляция» есть метафора и употребляется в переносном смысле: ловкость рук в обращении с вещами перенесена в этой метафоре на ловкое управление людьми (и, конечно, уже не руками, а специальными «манипуляторами»). Заметим, что с самого начала это понятие ограничивает понимаемый как манипуляция набор способов управления — им обозначается только управление с ловкостью и даже скрытое управление.