Манкая
Шрифт:
— Не понял сейчас. Я больно сделал? Юль! — и начал догадываться, — Ты все же ударилась вчера? Почему не сказала? Еще и сумки тягаешь. Что у тебя?
Юлька отошла на шаг, но Митя, упрямо настигал. Она еще на шаг от него, он опять на шаг к ней.
— Покажи.
— Митя, пустое. Честно. Ну, я же врач и знаю, что все в порядке.
— Ты для всех врач, кроме себя. Если не скажешь, я сам посмотрю! — пугал ее Широков, — Локоть?
— Смешно, ей Богу. Митя, я же не маленькая. Все в порядке! — а локоть, как назло, пульсировал
— Да, вижу, как у тебя все в порядке. Ушиб? — и спросил так душевно, что ли, искренне.
Юлька, утопая в нехоти и жалости к себе, призналась — да, мол, ушиб. Болит и ноет весь день. А Митькино лицо озлобилось, насупилось. Но, выговаривать не стал.
— Так, ясно. Сутки прошли, значит, лёд не поможет. Давай, я в аптеку за мазью, а ты повесь руку на перевязь. Покой нужен.
В этот момент открылась дверь Юлькиной квартиры и Кира, нарядный, веселый, подвыпивший сказал совсем не то, что могло бы понравиться Широкову.
— Юль, ты чего так долго? Ребята собрались. Есть хотим! — и наткнулся на взгляд ярославского повара.
Не то, чтобы Раевский совсем трус был, но реально опешил. А Митя — и Юлька поняла это — сдержался чудом, и выдал.
— У Юли ушиб. Локоть болит со вчерашнего вечера. Руке нужен покой. И ей самой тоже.
— Давай, я сам решу, что нужно моей жене, а? — Кира, пожалуй, начал догадываться о чем-то.
— Ты уже решил, я смотрю, — Митя красноречиво покосился на девушку, которая показалась из-за спины Киры.
— Добрый вечер. Что вы тут так громко обсуждаете? — девушка красивая…наверно.
Почему «наверно»? Что ж, можно и пояснить. Не сложно. Мир наш изменился. Ну, простите, истина избитая. Мир всегда меняется, трансформируется. А с появлением интернета и множества разных ресурсов, наподобие ВКонтакте, Инстраграм, Фэйсбук, обмен мутацией пошел быстрее и массированнее. Вот появилась в сети некая фотография, а на ней некая девица и показалось это пользователям стильным, новым, и давай все подражать. И стали появляться на обложках и постах одинаковые до одури красотки: наклеенные ресницы, увеличенные губы, нарисованные брови и откляченные попки. Силикона не жалели нынешние красавицы. Забавно, что это вот модное, искусственное и стало нравиться мужчинам. Реклама, так сказать.
Девушка, та, что за спиной Киры и была такой вот инстаиконой. Губки, реснички, попка. И нереальная, невероятная уверенность в своей красоте и собственной значимости. Откуда что берется? Непонятно.
— Олеся, привет, — Юлька, стараясь, не допустить разрастания ссоры, улыбнулась.
— Привет, Юль. Мы тебя ждем! Кира весь извелся. А ты тут с симпатичным мужчиной любезничаешь, — короткий взмах длинных ресниц и победоносный взгляд уверенной в себе женщины достались Широкову.
Митька никак не отреагировал, чем и вызвал капризное надутие губок красотки.
— Юль, забыл сказать, что Ирина Леонидовна жаловалась на боли в груди, — знал, хитрец, чем пронять
Юлька тут же повернулась в сторону квартиры мадам Шульц.
— Кира, я на минуту к Ирине Леонидовне.
Кира, не растерялся и обратился к Олесе:
— Иди, кис, мы сейчас, — мягко подтолкнул девушку в квартиру и дверь прикрыл. — Юль, а это не подождет? У нас гости. Неприлично, в конце концов, оставлять их одних. У тебя что-то болит?
— Да, локоть немного. Вчера ушиблась, — Юле было очень неприятно обсуждать все это при Мите, но тот странным образом «забыл» о деликатности и внимательно слушал беседу супругов.
— Немного, это хорошо. Давай ты к Ирине позже заглянешь? — Кира взял сумки и крякнул от непривычной тяжести. — Заходи в дом.
Митя вопросительно смотрел на Юлю, ожидая ее решения. Она же, волновалась и об Ирине, и о Кирочке, и о десятке гостей, что в ее доме ждали ужина, и о Мите, который смотрел на нее так… тепло…
Не в состоянии принять решения, Юлька застыла, сгорбилась, покрылась нехотью и депрессией.
Митька и не выдержал:
— Кирюш, закажи пиццу своим друзьям. Юль, иди к Ирине, — и потянул Юльку, очень аккуратно, к соседской двери.
— Ты не офигел, Митяй? — Кирин голос взвился до высокой ноты.
— Иди, Кирюш, неприлично оставлять гостей одних.
Юлька в состоянии безжизненной водоросли потянулась за Широковым и была впихнута в квартиру Ирины, дверь которой открылась после звонка.
— Ирина Леонидовна, простите за вторжение, но Юле нужна помощь. У нее ушиб локтя, а в доме гостей вагон. Пусть у вас посидит, а я за мазью в аптеку, — и ведь знал, паразит, что Ирина не откажет.
Мадам Шульц оценила ситуацию, незаметно для Юльки подмигнула ярославскому богатырю и сказала:
— Заводи! Ты, Юль, на диван и в позу расслабленной амебы. Немедленно! Ты, Мить, сайгаком в аптеку. А я буду гавкать на всех, кто попытается Юляшку отсюда выцарапать.
Юлька поплелась в гостиную, а Ирина тихо прошептала Митьке:
— Что, военные действия начал? Ну, ты и хват. Только, Мить, ты смотри, палку не перегибай.
— Ирина Леонидовна, никаких действий. Просто бесит, понимаете?
Мадам Шульц понимала, похоже, ее саму бесило потребительское отношение к девочке.
— Иди уже, правдолюб. Я тут послежу.
Митька ушел в аптеку, а Ирина в гостиную, к Юле.
— Ну, Юль, ты тут как? — Ирина Леонидовна, проводив Митю в аптеку, решила выяснить кое-что у своей подопечной.
Юленька сидела на диване в стильной гостиной соседки и удивлялась собственному безразличию. И как это она так покорно направилась за Митей? Как оставила Кирочку одного с толпой гостей? Самое интересное, что ей было все равно. Неужто, «укатали Сивку крутые горки»?
— Ириночка Леонидовна, простите, что ворвалась к вам вот так, запросто, — ну, «нехоть» или «хоть», а Юлька не забыла о хороших манерах.