Мантия с золотыми пчелами
Шрифт:
С улицы в комнату проникал запах дыма. Где-то на открытом воздухе жарили шашлыки, раздавались молодые голоса и женский смех. Зацокали копыта, зазвенели бубенцы – птица-тройка пронеслась под окнами и скрылась за поворотом.
– Вот бы покататься…
Матвей подошел и обнял ее сзади за плечи:
– За чем же дело стало? Только скажи!
– Спать надо…
Над Покровским монастырем стояло бледное сияние, словно нимб над головами святых.
– Знаешь, какие знатные и родовитые женщины доживали здесь свой век монахинями? – спросила Астра.
Матвей
23
Куколь – монашеский головной убор в виде остроконечного капюшона, края которого спускались на плечи и спину.
Астра не удивилась словам Матвея, восприняла их как должное. Его второе «я» не вызывало в ней протеста, было близко и понятно. Она сама порой ощущала себя в двух мирах – по эту и по ту сторону Зеркала.
– Евдокия Лопухина – не первая царица, против воли ставшая инокиней. В кельях Покровского монастыря томились Анна Васильчикова, одна из жен Ивана Грозного, и Соломония Сабурова, которую обвинил в бесплодии великий князь Василий III. Кстати, завтра сходим в музей, поглядим на посвященную ей экспозицию.
Астра купила с лотка книжку «Легенды Суздаля» и успела в нее заглянуть.
– Здесь написано, что княгиню Соломонию постригли с именем София и теперь почитают как святую Софию Суздальскую… А еще в Покровской обители провела последние годы жизни Ксения Годунова, дочь царя Бориса. По одной из версий, она здесь умерла. Мнения историков расходятся…
Матвей слушал ее и смотрел в темноту, где скрывались мощные монастырские стены и башни, похожие на застывших великанов в воинских шлемах. Думал: есть ли у камней память?
Тарханин не знал, куда отправилась Астра. Она сообщила только, что будет отсутствовать несколько дней, а ему велела соблюдать осторожность.
– Уезжаете? – вежливо осведомился он. – Куда, если не секрет?
– В интересах следствия я лучше промолчу, – заявила она. – Стены тоже имеют уши!
– Ну, раз это в интересах следствия…
Она поставила его перед фактом. После ее звонка он долго лежал, закинув руки за голову и глядя в потолок. Головокружение и тошнота унялись, но снедающая его тревога, наоборот, усилилась. В ушах стоял звук удара машины о дерево – скрежет железа, хруст стекла, глухой стон древесины, во рту появлялся соленый привкус крови, а в глазах
Сейчас лежать бы ему не на больничной койке, а в гробу, в земле. Прощай, любовь! Прощай, Ульяна…
Он снова втянулся в мучительный внутренний диалог с самим собой. Впрочем, так не бывает. Нельзя самому себе задавать вопросы, отвечать на них, возражать или соглашаться. Значит, внутри его обменивались точками зрения двое. Один – это Игорь Тарханин, публичная роль, которую он играет; второй – это его сокровенная суть, без имени, без образа, беспристрастный судья, которого никто не видит.
«Я виноват перед Улей, – корил себя Тарханин. – Я обманул ее… Я не сказал ей самого главного!»
«Она тебя ни о чем не спрашивала, – тут же отзывался второй. – Она не желает тебя знать! Оставь ее в покое!»
«Я люблю ее…»
«Той Ули из твоей юности больше не существует. А эту ты не понимаешь, как, впрочем, и она тебя. О какой любви идет речь? Ты испытываешь чувства к женщине, созданной твоим воображением. Запечатлей ее на картине или изваяй из мрамора и поклоняйся!»
«Я не художник… – сопротивлялся Тарханин. – Я обычный человек. Не умею даже стихов писать, не то что картины. Я хочу просто любить и быть любимым… это ведь так естественно!»
«И так сложно! – издевался второй. – Люди умудряются величайшую усладу жизни превратить в страдания. Ты – не исключение. Уля была с тобой, а ты бросил ее… из-за дурацкой гордости, из-за оскорбленного самолюбия. Себя ты любил больше, чем Улю… и теперь пожинаешь плоды этой любви!»
«Ты слишком строг ко мне…»
«Пришла расплата за грех… – нашептывал из темноты невидимка. – Тебя обуяла алчность, парень! И подтолкнула на ложь…»
«Я взял только то, что принадлежало мне по праву!»
«Здесь нет ни твоего, ни моего, – хихикал невидимка. – Здесь все – божье… Какой-то ничтожный надрез тормозных шлангов, и ты выходишь из игры. Голый! Нищий! Такой же, каким пришел…»
Тарханин очнулся. Над ним навис белый потолок, люстра с тремя рожками… Стены больничной палаты казались тесными, словно тюремная камера.
«Я не совершил никакого преступления… – подумал он. – Я ни в чем не виноват…»
«А как же авария? Без вины никого не наказывают!»
Железная логика оппонента разила, словно меч. Это была даже не логика, а крик души.
– Я остался жив… – едва шевеля губами, вымолвил Тарханин. – У меня есть надежда…
«Сегодня ты еще жив, – посмеивался невидимка. – А что будет завтра? Есть множество способов убрать пешку. А у тебя – ни охраны, ни верных друзей, ни тайного убежища. Тебе надо ходить по улицам, снова садиться в машину… Ты тень, Игорь! Я не поставлю на тебя ни гроша…»
– Иди к дьяволу, – выругался Тарханин. – Я не лошадь, чтобы делать на меня ставки!
«Скажи еще, что ты не пешка!»
– Ты меня достал! – заорал он. – Достал!