Манускрипт дьявола
Шрифт:
Будь на моем месте кто-нибудь другой, его злоключения заставили бы меня хохотать от души. Но над собой я смеяться не мог. Куда девалось мое всегдашнее ехидство? Я, относившийся к жизни как к игре, в которой мне удалось обыграть десятки простаков, вдруг ощутил, что и мое поражение может быть близко, и случится это, если я не исполню задуманное.
Я худел с каждым днем, взгляд мой стал угрюм, а речь – скупа и невыразительна, и многие из знакомцев стали обходить меня стороной, завидя на улице. По городу поползли слухи, что Эдвард Келли болен – об этом рассказала Молли, озабоченно посматривая на меня. Что
Я сбился со счета, сколько раз он повышал цену! Теперь каждое утро путь мой пролегал к его дому, и каждый раз, входя в комнату, я в страхе встречал взгляд старика: узнает ли он меня? а узнав, согласится ли на сделку? Раз за разом старый алхимик придумывал новые причины для отказа, а я тем временем распродавал свою собственность, чтобы собрать сумму, которую он требовал.
Когда я наконец достиг этого, у меня почти ничего не осталось. Не могу сказать, что я стал нищим, но впервые мне пришлось отсчитывать для Молли монеты, жалея о каждой из них.
И тогда же, будто насмехаясь, Якоб неожиданно показал мне, где же хранится его золото.
Скорее всего, это произошло случайно: открыв дверцу того самого ветхого шкафа, за которым я прятался, он начал что-то искать внутри и задел заднюю стенку. Та упала. Я сидел в это время возле окна и обернулся на грохот, который издала отсыревшая деревянная панель, вывалившись из шкафа. Якоб проворно отскочил, и в открывшемся проеме я увидел, как в глубине шкафа что-то заблестело.
Я не мог разглядеть хорошенько, что же там было, но ни секунды не сомневался, что видел тайник старика.
За шкафом в стене находилась ниша. Должно быть, Якоб приспособил заднюю панель шкафа вместо двери, за которую он и складывал свое золото.
Проверить свою догадку мне не удалось: когда я пришел к Якобу на другой день, шкафа уже не было на месте. С чьей помощью старик смог вытащить из дома такой громоздкий и тяжелый предмет и куда он перепрятал слитки, узнать не удалось.
А потом случилось то, что заставило меня забыть и о тайнике, и о золоте. Несколькими днями ранее Якоб потребовал от меня доказать, по-прежнему ли я такой хороший плотник, каким был прежде, и я вынужден был своими руками мастерить для него легкий сундук. Что за изощренная издевка! Конечно, мне было не под силу справиться с этой работой самому, и я нанял работника, который показывал мне, шаг за шагом, что нужно сделать.
Должно быть, он счел меня сумасшедшим – подумать только, состоятельный господин нанимает плотника и платит деньги за то, чтобы его научили делать сундуки! Это нехитрое дело потребовало от меня столько усилий, сколько я не тратил прежде на самый изощренный обман. Но выбирать не приходилось, и по утрам я показывал Якобу то, чему научился за предыдущий вечер, делая вид, что старательно работаю над его заказом.
В тот день я должен был закончить работу: оставалось лишь отполировать торцы деталей, которыми плотник предложил украсить крышку. Пока я занимался этим, старик расхаживал по комнате, уча «Йозефа» жизни
Увы, надежды были напрасны. Закончив очередную историю из своей юности, Якоб сел в кресло и принялся молча наблюдать за моими действиями. Я прикладывал все усилия к тому, чтобы выглядеть умелым мастером, но, боюсь, не преуспел в этом. Сундук был почти готов, оставалось совсем немного, но я не слышал слов ни одобрения, ни осуждения. Молчание старика постепенно стало казаться мне угрожающим. Неужели он разгадал мой обман? Или, еще хуже, память вдруг подсказала ему, кто является к нему каждый день под видом плотника Йозефа?
– Через три дня, – вдруг проговорил Якоб, и я вздрогнул от неожиданности.
Объяснения не последовало, и чуть позже я решился уточнить:
– Что случится через три дня?
Старик по-прежнему молчал, и я уже начал думать, что ответа не услышу, как вдруг он сказал неторопливо и безучастно:
– Через три дня ты сможешь забрать ее. Рукопись.
«Что?!» Сперва я решил, что ослышался, но Якоб повторил свои слова снова и, зажмурившись, опустил голову на грудь. Я смотрел на него во все глаза. Господь Всемогущий, неужели он согласен?! Но, наученный горьким опытом, я не закричал и не стал допытываться у него, правда ли то, что я услышал. Вместо этого я сказал мягко и ровно, будто бы обращаясь и не к нему совсем:
– Откуда же я должен ее забрать?
Не открывая глаз, Якоб глухо промолвил:
– Придешь сюда к полуночи. Пешком, не верхом и не в повозке. Спустишься в подвал. Свечей не зажигай, я позабочусь об этом. На столе слева оставишь то, что должен. Тогда получишь книгу.
Я не стал переспрашивать, хотя у меня на языке плясала дюжина вопросов. Кое-как закончил я сундук, поставил его возле стены и на негнущихся ногах пошел к выходу. Вслед мне донесся старческий голос:
– И не вздумай появиться здесь раньше, чем через три дня!
Выбравшись из дома, я вытер со лба пот, глубоко вдохнул и только тут спохватился, что все инструменты остались возле кресла Якоба. Но вернуться нельзя, да и ни к чему мне было забирать их – если только я не собирался остаток своих дней зарабатывать на жизнь изготовлением сундуков.
Подумав об этом, я усмехнулся и вдруг понял, что пошутил в первый раз за все последние дни. Меня охватило состояние, близкое к эйфории, и быстрыми шагами я направился к себе домой, раздумывая по пути о том, что нужно предпринять в ближайшее время.
А когда я вернулся, в башне меня ожидал Джон Ди, наконец-то добравшийся до Праги.
Глава 8
Максим невыносимо устал. Раз за разом он нырял в мутную воду, и каждый раз ему не хватало совсем чуть-чуть, чтобы дотянуться до монеты. Река выбрасывала его, и он приходил в себя на берегу, ощущая боль в сломанных пальцах. Когда он успел переломать их, Арефьев не помнил, как и обстоятельств, из-за которых он оказался здесь, и это его пугало.