Манускрипт всевластия
Шрифт:
Сразу после вырезанных страниц шла иллюстрация — младенец женского пола в стеклянном сосуде. В одной ручонке серебряная роза, в другой золотая. На ногах крылышки, с длинных черных волос падают красные капли. Чернильная, с сильным нажимом подпись объясняла, что это философское дитя, аллегорическое изображение важнейшей стадии в создании философского камня — химической субстанции, приносящей владельцу здоровье, богатство и мудрость.
Яркие краски на удивление хорошо сохранились — художники тех времен подмешивали в них толченые камни, в том
В деталях художник, несмотря на весь свой талант, явно ошибся. Горло сосуда должно быть направлено вверх, а не вниз, самого же ребенка полагалось бы нарисовать наполовину черным, наполовину белым в знак того, что это гермафродит. Философское дитя всегда изображали с мужскими гениталиями и женской грудью — или, на худой конец, с двумя головами.
По алхимическим иллюстрациям, аллегорическим и крайне замысловатым, я пыталась понять, систематизировали ли алхимики свои наблюдения в дни, когда периодической таблицы элементов еще не существовало. Луна, к примеру, почти всегда представляла серебро, солнце — золото. Химическое соединение того и другого изображалось как брачный союз. Позднее картинки уступили место словам, а слова, в свою очередь, химическим формулам.
Эта конкретная рукопись вызывала сомнения в том, что алхимиками руководила хоть какая-то логика. В каждой иллюстрации содержалось не меньше одной крупной ошибки, а сопроводительный текст, могущий внести ясность, отсутствовал.
В поисках хоть чего-нибудь совпадающего с моими познаниями я повернула лампу, сфокусировав свет. Кажется, тут видны следы букв?
С величайшей осторожностью я перевернула страницу и увидела слова, сотни слов, различимых только при хорошем освещении и правильном ракурсе.
Вот так-так!
Выходит, мой «Ашмол-782» — палимпсест, рукопись внутри рукописи. Когда-то писцы за недостатком пергамента тщательно смывали старые книги и записывали новый текст на освободившемся месте. Вернуть жизнь старым призрачным строчкам могли только ультрафиолетовые лучи.
Эту рукопись, однако, никакой ультрафиолет не взял бы: ее не смыли, а спрятали каким-то магическим способом. Но кому могло понадобиться заколдовывать алхимический текст, который и без того очень трудно расшифровать даже специалистам?
Отвлекшись от мельтешащих нечитабельных букв, я записала в компьютере: «Сплошные загадки. Заголовки пятнадцатого — семнадцатого веков, изображения большей частью пятнадцатого (источники, возможно, и старше?). Бумажные и пергаментные листы перемешаны. Чернила черные и цветные, последние необычайно высокого качества. Иллюстрации хорошо выполнены, но многие детали неправильны или отсутствуют вовсе. Они изображают создание философского камня и алхимические концепции: сотворение, смерть, воскрешение и трансмутацию. Ошибочная копия более раннего манускрипта? Одна аномалия на другой».
Мои пальцы застыли на клавишах.
Если новая информация
В случае колебаний ученые обычно откладывают решение.
«К этой книге, возможно, придется вернуться еще раз», — трусливо допечатала я и осторожно закрыла том. Магия продолжала жужжать внутри, особенно возле застежек.
Ну, хоть закрыла без проблем… уже хорошо. Меня тянуло погладить кожу, но я удержалась, как раньше удерживалась от прикосновения к иллюстрациям. Нельзя претендовать на большее, чем может узнать из этой книги обычный историк.
Тетя Сара всегда говорила, что магия — это дар. Если так, то я соединена невидимыми нитями со всеми прежними ведьмами Бишоп. За то, чтобы вступить в свои наследственные права и овладеть сокровенным ведьминским ремеслом, каждый платит определенную цену. Раскрыв «Ашмол-782», я разрушила стену между мной-ведьмой и мной-ученым, но теперь снова вернулась за барьер и твердо намеревалась остаться на немагической его стороне.
Я закрыла компьютер, собрала бумаги, уложила книги в стопку, поместив «Ашмол-782» в самый низ. Джиллиан, к счастью, на месте не было, хотя ее стол остался неубранным — решила, вероятно, поработать еще и вышла на чашку кофе.
— Закончила уже? — спросил Шон.
— Не совсем. Три верхних хотела бы оставить на понедельник.
— А четвертую?
— С ней все. — Я подвинула к нему стопку книг. — Можешь отправлять обратно в хранилище.
Шон положил книгу сверху на весь прочий возврат и проводил меня к лестнице. За спиной у меня включился конвейер, уносящий загадочный том в недра библиотеки.
Я чуть было не остановила Шона, но в последний момент удержалась.
У самого выхода на улицу воздух сгустился, как будто библиотека не хотела меня отпускать. Сгустился и замерцал, словно страницы колдовской книги. Меня пробрала невольная дрожь, волоски на руках поднялись дыбом. Здесь только что произошло какое-то волшебство.
Я повернулась было опять к читальному залу Герцога Хамфри, но устояла и решительно вышла вон, сказав себе: пустяки.
Ты уверена? — шепнул долго подавляемый голос.
ГЛАВА 2
Оксфордские колокола прозвонили семь раз. В эту пору года темнело быстрее, чем летом, но сумерки еще медлили. Библиотечные фонари, зажженные всего полчаса назад, расплывались в них золотыми лужицами.
Двадцать первое сентября. Ведьмы всего мира сейчас празднуют канун осеннего равноденствия, встречая Мейбон и грядущую зимнюю тьму, но оксфордским придется обойтись без меня. Мне в самом деле предстояло выступить на одной важной конференции в будущем месяце, и не написанный до сих пор доклад начинал меня беспокоить.