Манускрипт всевластия
Шрифт:
— Выслушай меня, — попросил Мэтью — похоже, он все-таки не стремился меня напугать.
Прижимая папку к груди, я села на свой табурет.
— Все эти смерти — результат неудачных попыток превратить человека в вампира. — Мэтью осторожно забрал у меня подборку. — То, что некогда было нашей второй натурой, стало вызывать затруднения. Наша кровь утрачивает способность создавать из смерти новую жизнь.
Становясь неспособным к размножению, биологический вид вымирает — а мир, судя по предоставленной
— У таких, как я, старых вампиров, питавшихся в молодости преимущественно человеческой кровью, это получается лучше, — продолжал Мэтью, — но старый вампир с годами теряет охоту создавать новых. Молодые — иное дело: они все рвутся создавать семьи, чтобы не быть одинокими в своей новой жизни. Они находят себе партнера, пытаются завести детей и тут обнаруживают, что кровь у них недостаточно сильная.
— Ты говорил, что мы все вымираем, — напомнила я, еще не оправившись от страха и гнева.
— Современные чародеи тоже не столь сильны, как их предки, — сообщила Мириам. — И детей у вас рождается меньше, чем в старину.
— Это не доказательство, а голословное утверждение.
— Вам нужны доказательства? Получите. — Мириам толкнула ко мне по блестящей поверхности еще две папки. — Не знаю только, что вы сможете здесь понять.
На одной наклейке, с лиловой каемкой, было напечатано «Бенвенгуда», на другой, с красной — «Гуд, Беатрис». Внутри не было ничего, кроме графиков: на первых листах — ярко раскрашенные синусоиды, далее прямые линии, черные и серые.
— Так нечестно, — запротестовал Маркус. — Ни один историк в этом не разберется.
— Вот это — строение ДНК, — показала я на черно-белую схему, — а разноцветные что демонстрируют?
— Это тоже результаты генетических тестов. — Мэтью оперся локтями на стол рядом со мной, придвинул к себе страницу с цветной синусоидой. — Здесь представлена митохондриальная ДНК женщины по имени Бенвенгуда, унаследованная ею от матери и других предков женского пола. Наследственность с материнской стороны, так сказать.
— А с отцовской?
Мэтью открыл черно-белый лист.
— Отец Бенвенгуды был человеком. Вот она, ее хромосомная ДНК — геном, — а вот материнская, чародейская. — Возврат к цветной схеме. — Митохондриальная ДНК, за пределами клеточного ядра, записывает только материнскую наследственность.
— Почему вы изучаете отдельно геном и материнскую ДНК? — Про геном я слышала, но митохондрии для меня были неизведанной территорией.
— Неповторимой личностью тебя делает хромосомная ДНК, комбинация отцовских и материнских генов. Благодаря этой комбинации у тебя голубые глаза, светлые волосы и веснушки. А митохондриальная ДНК представляет нам историю целого вида.
— И эта история записана в
— И в ней, как в любой истории, — кивнул Мэтью, — значение имеет не столько начало, сколько конец.
— Что возвращает нас к Дарвину, — нахмурилась я. — К естественному отбору и вымиранию видов.
— В «Происхождении», можно сказать, говорится скорее о вымирании, — согласился Маркус, поместившись напротив нас.
— Кто она была, Бенвенгуда? — спросила я, глядя на яркие синусоиды.
— Очень сильная ведьма, — сказала Мириам. — Бретань, седьмой век. Одно из чудес того изобилующего чудесами столетия. А Беатрис Гуд — одна из ее последних прямых потомков, известных нам.
— Семья Гуд, кажется, родом из Сейлема? — Да, точно: вместе с Бишопами и Прокторами там жили и Гуды.
— Среди предков Беатрис числятся Сара и Дороти Гуд из Сейлема, — подтвердил Мэтью, открыв папку Беатрис так, чтобы сравнить ее митохондриальный график с графиком Бенвенгуды.
— Они разные, — сказала я, сразу заметив различия в цвете и построении.
— Разница не столь велика, — уточнил Мэтью. — Просто в ядерной ДНК Беатрис меньше маркерных генов, характерных для ведьм. Это показывает, что ее предки в борьбе за выживание все меньше и меньше полагались на магию, что привело к вытесняющим магию мутациям. — Этот пассаж, хотя и вполне научный, был направлен прямо в мой огород.
— Род Беатрис обречен на гибель из-за того, что ее предки вытесняли магию из своих генов?
— Виновны не одни чародеи, но и природа, — погрустнел Мэтью. — Чародеям, как и вампирам, приходилось выживать во все более человеческом мире. То же относится и к демонам. Они проявляют все меньше гениальности, по которой мы всегда отличали их от людей, и все больше безумия.
— А люди? Они-то не вымирают? — спросила я.
— Как сказать. У людей, по нашему мнению, приспособляемость выше. Их иммунная система гибче наших, а стремление к воспроизводству сильнее, чем у вампиров и чародеев. Когда-то мы с людьми делили мир почти поровну, теперь иные составляют всего десять процентов от общего населения.
— Мир, когда в нем было больше иных, сам был иным, — посетовала на генетический расклад Мириам. — Но и людям придет конец — чувствительная иммунная система их как раз и погубит.
— Насколько мы, иные, от них отличаемся?
— Отличия значительные, по крайней мере на генетическом уровне. С виду мы очень похожи, но хромосомный состав у нас разный. — Мэтью стал рисовать на обложке папки Беатрис Гуд диаграмму. — У людей в ядре каждой клетки двадцать три пары хромосом, закодированных в длинных последовательностях, а у вампиров и чародеев их двадцать четыре.