Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник)
Шрифт:
Лицо Мегрэ меняется в одно мгновение, принимая постное выражение безразличия ко всему на свете. Именно так выглядит больной, смирившийся со скукой.
Может быть, поэтому меняется и весь облик комнаты. Сейчас она выглядит как дешевый номер с разобранной кроватью, которую почему-то переставили к окну, и теперь на том месте, где она стояла раньше, виден прямоугольник совершенно не затертого ковра. На ночном столике – груда лекарств, рядом небрежно брошена шляпка мадам Мегрэ; сама она в это время зачем-то зажгла спиртовку – наверное,
Все вместе производит весьма унылое впечатление. Раздается негромкий стук в дверь. Мадам Мегрэ открывает прокурору, который, войдя, естественным жестом протягивает ей шляпу и трость и подходит к постели.
– Добрый вечер, комиссар.
Он не выглядит озабоченным. Скорее, это человек, пришедший с вполне определенной целью.
– Добрый вечер, господин прокурор. Садитесь, прошу вас…
Мегрэ впервые видит улыбку на насупленной физиономии господина Дюурсо. Она явно была подготовлена заранее!
– Меня терзают угрызения совести из-за вас… Вы удивлены? Да, я никогда не стремился быть слишком суровым по отношению к вам… Правда, должен признать, что ваше поведение порой бывало очень раздражающим.
Он сидел, положив руки на колени и наклонившись вперед. Мегрэ смотрел ему в лицо широко открытыми глазами, казалось, совершенно лишенными мысли.
– Короче, я решил поставить вас в известность…
Разумеется, комиссар слышал его. Но вряд ли он смог бы повторить хоть одну фразу собеседника. В это время он напряженно анализировал выражение его лица, черточку за черточкой, и даже пытался проникнуть в тайники его мыслей.
Бледное, пожалуй, слишком бледное лицо, седая шевелюра и усы еще больше это подчеркивают… Печень у господина Дюурсо явно здоровая… Он не сангвиник, не подагрик…
С какой же стороны к нему подбиралась болезнь? Нельзя дожить до шестидесяти пяти лет и не иметь ни одного недуга…
«Атеросклероз!» – ответил на свои мысли Мегрэ.
И он присмотрелся к тонким пальцам, шелковистой коже рук и рельефно выступающим жестким, словно стеклянным, венам.
Сухой, нервный, интеллигентный и вспыльчивый человек!
А теперь – где его слабое место, в чем его тайный порок?
Он должен быть! Это угадывалось! Несмотря на демонстрируемое чувство собственного достоинства, в нем было нечто расплывчатое, неопределенное, постыдное…
Прокурор в это время говорил:
– …через два, самое позднее, через три дня расследование будет завершено. Потому что факты говорят сами за себя! Каким образом Самюэль избежал казни и почему кого-то похоронили вместо него – проблема алжирской прокуратуры, если, конечно, ей захочется копаться в старых делах… Но мне кажется, что такой вопрос даже не возникнет…
Временами его голос становился глуше. Это случалось, когда он пытался поймать взгляд Мегрэ, но встречал только пустоту! Он даже начинал подозревать, что тот его не слушает, и задумался, не рассматривать ли такое поведение как скрытую
Потом он делал усилие, и голос его приобретал твердость.
– Случилось так, что Самюэль, который и до того был не вполне здоров психически, приехал во Францию, где ему пришлось постоянно скрываться, отчего он окончательно свихнулся…Такое случается нередко, доктор Риво подтвердит вам это. Он совершает преступления… В поезде ему кажется, что вы напали на его след. Он пытается убить вас, а затем, окончательно перепугавшись, стреляет себе в голову…
И прокурор добавил с небрежным (пожалуй, даже слишком небрежным) видом:
– Обратите внимание, что я не придаю никакого значения отсутствию револьвера возле трупа… В судебных анналах вы найдете сотни примеров подобного рода. Наверное, мимо проходил бродяга, может быть, даже мальчишка… Это выяснится лет через десять или двадцать. Самое важное, что выстрел был произведен с очень близкого расстояния, это подтверждено результатами вскрытия. Вот, в нескольких словах…
Мегрэ в это время прокручивал в уме: в чем же его порок? Это не спиртное! Не игра! И, как ни странно, комиссар был готов утверждать, что это и не женщины!
Скупость? Что ж, более вероятно! Он легко мог представить себе господина Дюурсо, который, закрыв поплотнее двери, открывает сейф и раскладывает на столе пачки банкнот и мешочки с золотом…
Вообще-то, он производил впечатление одинокого человека!.. Значит, не игра – это порок, в котором участвуют несколько человек. Как в любви, как в пьянстве!
– Господин Дюурсо, вам приходилось бывать в Алжире?
– Кому – мне?
Когда так отвечают на вопрос, то в девяти случаях из десяти это просто попытка выиграть время.
– Почему вы спрашиваете об этом? В моей внешности есть что-то колониальное? Нет, я никогда не бывал не только в Алжире, но и в Марокко. Самым дальним моим путешествием было посещение норвежских фиордов в 1923 году…
– Да… Не знаю, почему я спросил вас об этом… Вы не представляете, как меня ослабила такая большая потеря крови…
Это был старый трюк Мегрэ: резко поменять тему беседы и неожиданно заговорить о чем-то совершенно постороннем.
Собеседник, подозревающий ловушку, пытается разгадать, что скрывается за этим маневром. Он прилагает титанические мысленные усилия, изматывает себя, начинает нервничать и в итоге теряет нить своих мыслей.
– Я говорил об этом доктору. Скажите, кто в их семье занимается кухней?
– Я…
Мегрэ не дал ему времени на то, чтобы собраться с мыслями.
– Если это одна из сестер, то наверняка не Франсуаза. Ее скорее можно представить за рулем шикарной машины, чем склонившейся над кастрюлькой с рагу… Будьте так любезны, подайте мне стакан воды.
Мегрэ, приподнявшись на локте, принял из рук прокурора стакан, но сделал это так неуклюже, что выронил его, и содержимое выплеснулось на господина Дюурсо.