Маньяк по субботам
Шрифт:
Утром я встал невыспавшимся, но на аппетит это не повлияло, разом смел завтрак и два раза просил добавки. Граю рассказал о встрече с Зоей и во всех подробностях о неведомом китайце, кирпиче, упавшем с крыши, и стальных штырях, выросших на дне канавы. К моим любовным похождениям Грай относился терпимо, если они не мешали делу, и никогда не комментировал, а тут произнес заинтересованно:
— Ревнивый китаец? Это интересно. А что сказала о нем Зоя?
— Ровным счетом ничего. Сделала большие глаза и заявила, мол, среди ее почитателей
— А кирпич сам упал?
Наш разговор прервал Шестиглазов, подъехавший к нашему дому со своим верным сержантом. Верный телохранитель остался за рулем, а сам инспектор ввалился в дом, и Бондарь налил ему чашку горячего чаю с вишневым вареньем. Инспектор спешил, но и, обжигаясь, не переставал ругаться:
— Дел в Кировске невпроворот, а тут висит над душой сумасшедший садовод, держит в напряжении и уголовный розыск, и ОМОН. Из-за него ребята забыли, когда последний раз выходной был.
Шестиглазов пожаловался, что почти все наработки по убийствам оказались пустыми. Опрошены все, кто пас в тот день в лесу своих коз. Найдены два браконьера, которые в тот день срубили столетний дуб и оштрафованы на большую сумму. Оба эти убийства мог совершить Рахим Маматкулов — неудавшийся жених. Но зачем? Мог это сделать и рыбак из Назии Кирилл Феоктистов. Но тоже непонятно — для чего? Под подозрением осталась и бухгалтер Рублева.
Грай слушал невозмутимо, но я чувствовал, он напряжен, нервничает.
— Сегодня в Шлиссельбурге праздник, — хвастался и жаловался одновременно Шестиглазов. — 62 года нашей крепости Орешек. Народу приедет уйма, будут шведы и финны, как на семисотлетием юбилее Выборга.
— В Выборге праздновали три дня, — поддел я гостя. — У нас всего день, потому что дата не круглая.
— Маньяку это безразлично, — заметил Грай. — Воспользуется случаем и угрохает какого-нибудь шведа, например. А записку оставит на имя шведского посла, в стихах, разумеется.
Шестиглазов, по-моему, перестал понимать шутки. Аж зубами заскрипел.
— Я к вам заехал потому, что предыдущие «поэмы» адресованы лично знаменитому сыщику. По мнению уголовного розыска, вы скрываете от нас информацию в целях получения гонорара.
— Уверяю вас, никаких улик или достойных вашего внимания фактов мы не скрываем. Я сам хочу не менее вашего разобраться с сумасшедшим НАГом.
— А что вы делали последние сутки? Не появилось ли зацепки?
Я спустил глаза вниз, о своих похождениях и ревнивом китайце говорить не хотелось. Да и к расследованию это отношения не имело.
— Все свои наличные силы бросаем в Шлиссельбург, — поставил нас в известность Шестиглазов. — В Садах останутся дежурить несколько человек.
— Мы так поступим, — прикинул Грай, — Виктор поедет с вами, я останусь в Садах.
Глава XI
Не
Сын сторожихи Нины Федоровны Никита Зеленов заранее все тщательно обдумал. В этот день, субботу 4 июля, встал пораньше и со своей тележкой на дутиках успел сделать три ездки на болото, где тянули новую автомагистраль, параллельно старому Мурманскому шоссе. Никита набирал торф в полиэтиленовые мешки и возил, как удобрения, хозяевам, с которыми договорился заранее. Этим он добывал себе ка пропитание.
К двенадцати уже закончил работу. Закатил тележку за дровяной сарай, зачерпнул воды из ведра, умылся. Наскоро перекусил на кухне.
— Куда это ты собрался? — спросила его Нина Федоровна.
— Так, прогуляюсь, проветриться решил, — отмахнулся он.
У себя в комнатке еще раз все прикинул, решил, что все предусмотрено и должно получиться, можно начинать действовать. Надел чистую рубашку, сверху брезентовую робу защитного цвета, сна немаркая и в глаза не бросается. Положил в рюкзак заранее приготовленный сверток. И тихонько, чтобы никто не увидел, выбрался в окно.
В четырех метрах от дома, за огромными вишнями стоял сарай соседа. Никита огляделся, убедился, что его никто не видит. Отодвинул в стене чужого сарая две доски, оторванные заранее. Забрался внутрь. Там стояло сокровище соседского парнишки Юрки — красный мопед «Верховина-3». Никита взял мопед за ручки, покачал из стороны в сторону. В бензобаке чуть слышно плеснуло, бензина мало. Из канистры, стоявшей тут же, налил бак доверху, дорога предстояла неблизкая.
Непросто вытащить мопед сквозь дыру в сарае, проволочь по своему участку между грядок, чтобы особо не наследить. Никиту едва не выдала собственная собака, негромко гавкнула, мол, возьми с собой, хозяин. Никита зло цыкнул, и овчарка села, ревниво провожая его взглядом.
Никита провел мопед сквозь лесозащитную полосу, примыкавшую к их дому, вышел на дорогу. Крутнул педаль, усевшись в седло. Хорошо отлаженный мотор ровно заработал, и вот Зеленов уже на ходу, лихо понесся по дороге. Мопедовский мотор при езде тарахтит так, что кажется — вот-вот взлетим! Вот скорость уже за тридцать, можно еще прибавить, и так приятно, легко на душе!
Никита выехал к Староладожскому каналу, с ходу взлетел на высокую насыпь и по булыжному шоссе, сработанному еще крепостными крестьянами, помчался к древнему городку Шлиссельбургу.
А почему бы ему не ехать, почему не спешить, почему не иметь на лице том стельной улыбки? Один из садоводов, правда, незнакомый, бородач, подошел к нему вчера, остановил на дороге, посмотрел, какой возит Никита торф, и сделал большой заказ. Правда, адреса своего не назвал еще, зато вручил небольшой аванс. Они разговорились, и бородач рассказал: он живет в Шлиссельбурге, и если Никита появится на празднике и подойдет к церкви в пять часов, то получит в виде аванса самую настоящую американскую кожаную куртку.