Маньяк по вызову
Шрифт:
— Да? — Почему-то я ощутила легкое разочарование. — А это что, тоже кобели оставили? Может, у них бантики были к ошейникам привязаны? — Я протянула Нинон ладонь, в которой лежал клочок белого шелка.
— А что это такое? — близоруко сощурилась она.
— Кусочек материи, он был на кусте смородины.
— И что с того? — все еще недоумевала Нинон.
Мое терпение лопнуло.
— Как что? Вдруг это клочок одежды маньяка!
Нинон так расхохоталась, что даже сложилась пополам:
— Ой, не смеши
— Куда? — не поняла я.
— Да вот сюда, сюда…
Я обернулась и увидела толстую проволоку из нержавейки, натянутую как раз на уровне моих глаз. Для чего она здесь?
— Так ты тут белье сушишь… — протянула я растерянно.
— Вот-вот, — кивнула Нинон, — правильно мыслишь. В последний раз я повесила сушиться полотенца и кое-что из нижнего белья, а за прищепками сходить поленилась. Поднялся ветер, и все мои тряпки разнесло по участку. Да мало того, пара лифчиков залетела к соседям. Хорошо хоть в тот день Витальки не было, только Ирка, покойница. Так мы с ней тогда полчаса по их замечательным лианам лазили, как обезьяны, лифчики снимали.
Я помяла в руке клочок белого шелка и позволила ему легко спланировать на ухоженную грядку настурций. Эх, какая версия пропала, хотя… Разве без меня не хватает бездельников для того, чтобы ловить маньяков и доказывать их вину? Только сегодня я насчитала троих, включая бывшего мужчину моих несбывшихся снов.
Поскольку вопрос происхождения дыры в заборе и кусочка шелковой материи на смородиновом кусте так прозаически разрешился, я вернулась к разговору о вернувшемся банкире:
— И что он говорит?
— Кто? — не поняла Ниной.
— Ну банкир твой, кто же еще?
— Как что? Жалеет, себя обвиняет в Иркиной смерти. И ведет себя как-то странно, взгляд неподвижный. Вот уж не думала, что он будет так убиваться… — Нинон помолчала, а потом добавила озабоченно:
— Слушай, я что подумала, как бы он чего не вытворил…
— В каком смысле?
— В каком-каком… В самом прямом. У него жестокая депрессия, что тут непонятного?
«В этом смысле мы с ним родственные души», — грустно подумала я, а вслух сказала:
— А родственники у него какие-нибудь есть?
Нинон ткнула пальцем в дужку очков.
— Откуда я знаю? Его родню я никогда не видела, зато у Ирки полно всяких дядюшек-тетушек. Если они все сбегутся, то бедного Витальку заедят, начнут пилить, на мозги капать, ох не завидую я ему…
Я кинула рассеянный взгляд на соседский дом, и меня словно в сердце кольнуло.
— Послушай, Нинон, может, нам сходить к нему, поговорить с ним?..
Нинон накрутила на палец один из своих ржаных локонов.
— Ты знаешь, я тоже об этом думала. Надо бы заглянуть к нему под каким-нибудь предлогом, ну, по-соседски, поговорить о том о сем, а заодно отвлечь от грустных мыслей.
И мы с Нинон отправились оказывать психологическую поддержку овдовевшему банкиру. Нинон первой подошла к двери, с которой уже была сорвана печать, и нажала на кнопку звонка, один раз, другой. Обернулась ко мне и озабоченно пробормотала:
— Что-то не отзывается…
— Может, спит… — неуверенно предположила я.
Нинон только пожала плечами, перестала выжимать из дверного звонка пронзительные трели и решительно стукнула кулачком по дубовой двери. Та в ответ приоткрылась с легким скрипом. Нинон, оглянувшись, посмотрела на меня, словно спрашивая совета, и шагнула через порог. Ясное дело, я поплелась за ней.
Банкирские апартаменты выглядели ничуть не хуже, чем у Нинон, мне они даже показались просторнее, вероятно, из-за светлых обоев, но особенно присматриваться мне было некогда, потому что наверху что-то отчетливо громыхнуло. Будто большой кусок штукатурки отвалился. Мы с Нинон, не сговариваясь, рысью ринулись наверх по модерновой лестнице.
Банкира мы обнаружили за ближайшей дверью. Он сидел на полу с выпученными глазами, физиономия пунцовая, полы махрового халата разошлись, обнажив поросшие рыжими волосками толстые ляжки, но все это еще цветочки. Хуже было то, что на шее у него болталась веревка, вернее, пояс от надетого на нем халата.
— Мамочки! — простонала Нинон и прикрыла рот ладонью. — Он хотел повеситься.
Она бросилась к банкиру, присела возле него на корточки и запричитала:
— Виталий… Да что же это такое, нельзя же так…
А этот здоровый мужик с толстыми ляжками расплакался, как ребенок, хлюпая носом и повторяя одно и то же:
— Я… я не могу так… Как же я теперь буду жить…
— Ну-ну, не стоит так убиваться, что же теперь… — Нинон развязала узел на поясе, все еще болтавшемся на банкирской шее. — Может, «Скорую помощь» вызвать?
— Не надо, нет, не надо, — замотал плешивой головой банкир. — Зачем «Скорая», у меня же все равно ничего не получилось…
— Вот и слава богу, — сочувственно вздохнула Нинон.
А безутешный банкир прибавил с трагическим пафосом:
— Даже это у меня не получилось, как и все остальное, впрочем… Семейная жизнь не сложилась… Думаете, я ее не любил? Думаете, я не любил Ирку?
— Мы так не думаем! — заверила его Нинон и, обернувшись ко мне, незаметно подмигнула: мол, совсем у мужика крыша поехала.
А убитый горем банкир продолжал исповедоваться по полной программе:
— Да я ее еще как любил, только не умел объяснить толком, может, потому она мне и не верила. Мне же красивые словеса разводить было некогда, все время дела, работа, и-эх… А она, видно, думала, что я к ней равнодушен, а я ведь любил ее, любил!