Маньяк по вызову
Шрифт:
В конце концов я не выдержала, бросила новоявленную племянницу на кухне, а сама кинулась в прихожую — звонить. Странно, но телефон Нинон по-прежнему не отвечал, уж по крайней мере Генка, который теперь наверняка там, мог бы отозваться. А вдруг повреждение на линии или с телефоном что-нибудь? Что ж, и это не исключено. У меня возникла идея поехать к Нинон на квартиру, чтобы все узнать на месте, но после непродолжительных раздумий я дала ей отбой. Чем черт не шутит, а ну как Генка с Нинон специально отключили телефон, чтобы спокойно разобраться в своих сложных взаимоотношениях, а тут я: здрасьте, я
Приняв такое мудрое решение, я вернулась на кухню, где прожорливая Светик все еще работала челюстями, попробовала даже сосредоточиться на последних барнаульских новостях, но мне это снова не удалось. Теперь меня мучили воспоминания о дыре в заборе и белой тряпице на кустах смородины. Я просто покоя себе не находила! В общем, я опять бросила Светика в одиночестве и снова понеслась к телефону. Причем тревога, обуявшая меня в одночасье, оказалась настолько мощной, что я махнула рукой на любознательность своих соседок, — пусть слушают, если им так хочется.
— Слушаю! — Голос был все таким же сердитым.
— А Шерстобитова можно? — пролепетала я, уверенная, что сейчас мне ответят: его нет, он будет позже.
В трубке же раздался невнятный шорох, и другой голос, тоже мужской, только молодой и звонкий, произнес:
— Да, я слушаю.
— Шерстобитов? — отказывалась я верить собственному счастью.
— Шерстобитов, Шерстобитов, — подтвердила трубка. — А в чем дело?
— Шерстобитов, — я чуть не добавила «миленький», — мне нужно срочно переговорить с Андреем Беловым.
На другом конце провода повисла тягостная пауза, а я заволновалась.
— Это невозможно, — наконец ответил Шерстобитов.
— Почему? — глупо спросила я, и в голову мою полезла всякая белиберда: перестрелки, засады. Следователь — это вам не дворник все-таки. И вроде бы какое мне до всего этого дело, после того как он наплевал мне в душу, а предательская влага уже начала скапливаться в уголках моих глаз. Вот она, всепрощающая женская сущность! — С ним… С ним что-то случилось? — заорала я на всю квартиру.
— А с кем я говорю? — спросил Шерстобитов.
— Это… это Женя… То есть Евгения Пастухова…
— Все ясно. — Интонации Шерстобитова ни с того ни с сего стали откровенно враждебными. — Так вот, уважаемая Евгения Пастухова, пока с ним ничего страшного не случилось, если не считать временного отстранения от работы и преждевременных родов у его жены, но вы ведь на этом не остановитесь, не так ли?
— Что? — Я сразу охрипла. — Я… я не совсем понимаю…
— Да ладно вам, — Шерстобитов повысил голос, — не прикидывайтесь овечкой. Ведь подметные письма — ваша работа!
— Какие еще подметные письма? — пробормотала я растерянно, но Шерстобитов уже бросил трубку на рычаг.
Не буду подробно останавливаться на том, как я провела остаток этого суматошного дня. Скажу только, что Светик трещала без умолку, а я несколько раз пыталась дозвониться Нинон, причем абсолютно безуспешно. Ночь я провела будто на раскаленных угольях, можно сказать, совсем не спала, только ворочалась с боку на бок, а в моем разгоряченном мозгу то и дело прокручивались обрывки непонятных фраз: «Подметные письма… Отстранен от работы… Не прикидывайтесь овечкой… Это она так сказала?.. Это она так сказала?..»
Я
— Теть Жень, вы уже уходите? Так рано?
— Ухожу, — пробурчала я, проверяя содержимое своей сумки.
— На работу?
— По делам, — сухо ответила я, — мой стол ты знаешь, холодильник тоже, так что с голоду не пропадешь. А это ключи, — я бросила на стол запасную связку, — на случай, если тебе вздумается погулять. Только не очень грохочи, мои соседки этого не любят.
— Эти грымзы, что ли? — усмехнулась Светик. — Не бойтесь, теть Жень, все будет в порядке.
— Не сомневаюсь, — мрачно сказала я. На душе у меня было муторно из-за скверных предчувствий.
За дверью московской квартиры Нинон было тихо, ни малейшего шороха, несмотря на то что я давила на звонок, пока палец не побелел. Мимо прошла молодящаяся старушка с собачкой. Спустившись на один этаж, она остановилась на лестничной площадке и бдительно поинтересовалась:
— А вы к кому?
Неужто за грабительницу меня приняла? Вот так финт!
— А я к Нине, Нине Поваровой. Вы случайно не знаете, где она может быть?
— Понятия не имею, — пожала плечами бдительная старушка, — их давно тут не было.
Собачка натянула поводок и потащила свою почтенную хозяйку к выходу. Я еще немного постояла у двери и медленно пошла вниз по лестнице. Все, что мне оставалось, — отправиться в Дроздовку, чтобы успокоиться, если Нинон там, или встревожиться еще сильнее, если Нинон на даче не обнаружится.
Пытка неизвестностью продолжалась для меня еще сорок минут — ровно столько времени электричка тащится до Дроздовки, останавливаясь чуть ли не возле каждого столба. Из головы у меня не выходило то, что сказал мне Шерстобитов. В чем он меня обвинял? Какие такие подметные письма имелись в виду? И за какие провинности и прегрешения Андрея отстранили от работы? А если… Меня бросило в жар: неужели причина в наших с ним отношениях, уже прерванных? Но ведь об этом никто не знает! А Нинон? Ну нет, ни за что не поверю, что она могла как-то способствовать утечке этой особо секретной информации. Она же мне обещала!
Тогда кто? Я сжала виски пальцами и закрыла глаза, восстанавливая картину нашей с Нинон откровенной беседы на лужайке перед домом поэта-песенника. Нет, Широкорядов слышать ничего не мог, поскольку отошел за очередной партией выпивки и закуски. Что до банкира Остроглазова, то он был пьяный в стельку и все твердил про какую-то непонятную маржу. А если… Если он притворялся?! Делал вид, что лыка не вяжет, а сам мотал на ус? А мы с Нинон потом, как дуры, надрывались, тащили его на себе. Стоп, а Лиза? Я забыла о Лизе. Ведь откуда-то она взялась? Вдруг она пряталась неподалеку и все слышала? И теперь, когда над ее головой сгустились тучи, вперед выступила многочисленная армия адвокатов, нанятых Лизиным папашкой, «не вылезающим из телевизора». Теперь они сомкнули ряды и единым фронтом двинулись против бывшего мужчины моих несбывшихся снов. Мне бы радоваться его неудачам, да что-то совсем не хотелось.