Маньяк Синкевич
Шрифт:
Синкевич. Усталость появилась в тот момент, когда вы стали замечать пробелы с памятью?
Качалов. Верно. Доктор? Не думаете ли вы, что это тот вирус, про который говорят в новостях?
Синкевич. Все симптомы схожи. И ваши анализы это подтверждают. Мне очень жаль, Василий Андреевич.
Качалов. Но подождите! И что теперь будет? Как мне дальше быть?
Синкевич. Мне сказать вам правду или то, что я говорю большинству пациентов?
Качалов.
Синкевич. На данный момент вы уже находитесь на той стадии, когда забываете окружающих вас людей и теряетесь в пространстве. В дальнейшем эти симптомы будут только обостряться. Вы забудете, где ваш дом. А потом забудете и самых близких, с кем живёте под одной крышей. Вскоре вы будете забывать и о простых базовых вещах: готовка, чистка зубов, походы в туалет. И в самом конце вы забудете даже как ходить. Вы станете овощем и не сможете жить без постоянного присмотра. А потом умрёте. Простите, Василий Андреевич, за жёсткость. Но сценарий у пациентов с вашим диагнозом только один.
Качалов. Вы ни слова не сказали о лечении.
Синкевич. Лекарства нет.
Качалов. Неужели всё так закончится? Но мы же с вами не будем сдаваться, правда?
Синкевич. Любите музыку?
Качалов. Музыку?
Синкевич. Я, например, люблю.
Синкевич включает радиоприёмник и настраивает на нужную волну. Играет «Турецкий марш» Моцарта.
Качалов. Вы смеётесь надо мной, доктор Синкевич?
Синкевич. Василий Андреевич, я бы мог обманывать вас, как и других пациентов, выписывать препараты, которые не помогают, и слушать рассказы о том, как вы поменяете всю свою жизнь после чудесного исцеления. Но я не буду этого делать. Мне надоело врать, видя, как семьи впадают в долги, пытаясь вылечить человека, чья участь решена. Мы ведь начали наш разговор с откровенности. Так, давайте, поговорим откровенно, что вы можете сделать сейчас. А сделать вы можете ровно одно – насладиться последними деньками.
Качалов. Вы так просто об этом говорите.
Синкевич. Василий Андреевич, поймите, через меня каждый день проходит множество людей, жить которым осталось недолго. И мне больно смотреть, как все они совершают одну и ту же ошибку – тратят последние мгновения жизни на то, чтобы вылечить неизлечимую болезнь, вместо того, чтобы провести его с друзьями, близкими; хоть раз в жизни, пожить как следует.
Качалов. Что ж… Будь я в панике, я бы двинул вам по физиономии. Но жизнь научила даже в тяжёлые времена сохранять холодный ум. Что вы мне предлагаете?
Синкевич. Проводите больше времени с близкими, пока ещё помните их. Займитесь тем, чем давно мечтали заняться, но всё откладывали. Не бросайте работу. Подумайте о том, что вы умрёте, а вашим родным и близким ещё жить. Но прошу вас,
Качалов. Какие страшные вещи вы говорите!
Синкевич. Да, услышь наш разговор кто-нибудь из моих коллег, они бы решили, что я маньяк. Но я – доктор, Василий Андреевич, доктор, который пришёл сюда лечить людей, а не зарабатывать деньги, и я не хочу зарабатывать деньги на живых мертвецах. Вы можете написать на меня жалобу, подать в суд – ваше право. Но совесть моя чиста.
Качалов. Не переживайте, доносить на вас я не стану. Мудрость в ваших словах есть. Но всё же, хочу заверить вас, что я не сдамся. Я буду бороться до конца. Назначьте мне лечение.
Синкевич. Василий Андреевич, я ведь говорил – лекарства нет.
Качалов. Это я пока помню. Но что-то ведь вы выписывали тем несчастным, с кем не откровенничали, как со мной?! Выпишите мне то же, что и им. Я заплатил за приём. Я имею право уйти отсюда с чем-то, кроме планов на моё будущее, которые вы осмелились построить за меня. Выписывайте!
Синкевич. Хорошо-хорошо! Если вам станет от этого легче.
Синкевич берёт лист для рецептов и выписывает препараты. Отдаёт список Качалову.
Синкевич. Держите! Надеюсь, это поможет вам не унывать.
Качалов. Спасибо!
Качалов встаёт и собирается уходить.
Синкевич. И чаще слушайте музыку, Василий Андреевич! Особенно Моцарта. Учёные говорят, Моцарт улучшает память.
Качалов (равнодушно). Непременно воспользуюсь вашим советом.
Свет на сцене гаснет.
Затем загорается. Синкевич и Качалов стоят на тех же местах, что и до сцены приёма.
Синкевич. Это правда вы? Вы живы. Но как это возможно?
Качалов. Должен поблагодарить вас, доктор, когда после приёма я пришёл домой, я много думал над вашими словами. И, наконец, я принял решение, что вы правы, что следует пожить как следует в последние месяцы и подумать о капитале для родных. Но чего я никогда не собирался делать, доктор, так это сдаваться. Я принимал все препараты, которые вы прописали. Делал упражнения для тренировки памяти. И даже каждый день слушал Моцарта…