Мара и Морок. 500 лет назад
Шрифт:
Жалобный плач вытьянки раздаётся рядом с фигурой, и я наклоняюсь, разглядывая кости и череп неподалёку. Расслабляюсь и убираю руку с оружия.
– Стоило догадаться, – нарочито громко говорю я. – Ты там, где кости.
Спина и плечи Ирая напрягаются, он прекращает своё занятие и медленно оборачивается ко мне через плечо.
– Ма-ара, – тянет он, расплываясь в белозубой улыбке, словно мы хорошие друзья. Я вопросительно приподнимаю бровь, когда он медленно осматривает меня с ног до головы своими голубыми глазами. – Сегодня ты сухая.
– Сегодня ты одетый, –
– Я почти уверен, что слышу сожаление в твоём голосе.
– Это только потому, что желаешь его там услышать.
Ирай беззвучно смеётся, веселясь. Я невольно улыбаюсь в ответ, находя странное удовольствие в наших абсолютно нелепых обменах любезностями.
Я подхожу ближе, чтобы посмотреть, чем он занят.
– Это вытьянка, – уже серьёзнее говорит он, указывая на небольшой светящийся дух над костями.
Тот не имеет формы, просто похож на колышущиеся нити света, но, судя по костям под ним, это не человек. Скорее всего, олень. Вытьянки животных не становятся озлобленными призраками, но продолжают выть, пока их кости кто-нибудь не найдёт. Животное умирало в муках, раз продолжает стенать даже после смерти.
– Не бойся. Она неопасна, – заверяет меня Ирай, продолжая копать могилу. – Нужно просто хотя бы ненадолго похоронить кости, и дух уйдёт.
Я присаживаюсь рядом на корточки и с притворным удивлением округляю глаза. Не отрываясь, смотрю ему в лицо с тем же выражением, с которым многие незамужние девицы глядят на молодых, сильных и красивых мужчин.
– Так просто? – с притворным восторгом переспрашиваю я.
– Так просто, – кивает Ирай и продолжает копать яму. Косторез запоздало понимает, что моя реакция наигранная. Он останавливается, его улыбка становится вымученной, когда он вновь поворачивается ко мне. – Но ты ведь Мара и сама всё знаешь.
– Знаю, – теперь уже мои губы растягиваются в наглой улыбке, и я чувствую, что маленькая, но победа в этот раз за мной.
– Ты здесь одна?
– Нет, с сёстрами. – Беру ближайшую палку и помогаю собеседнику с могилой. – А что ты здесь делаешь?
– Ты верно угадала с самого начала. Я пришёл за костями.
– Охота?
– Нет, за этими костями.
Я прослеживаю взглядом за палкой, концом которой он указывает на останки оленя с жалобно скулящим духом. Не сразу понимаю, что он действительно говорит о них.
– Кости, над которыми чахнет дух, особенно привлекательны для моей работы и могут принести удачу и здоровье, если вырезать из них оберег. От упырей, конечно, не уберегут, но от заговоров очень даже. Я услышал про вой в этом лесу и знаю, что вытьянки неопасны, – пожимая плечами, поясняет он.
– Да, только если дух не над человеческими костями! – резко обрываю я, осознавая, что он говорит. – По вою не определить, чьи кости, и ты мог наткнуться на призрака, а может, и упыря!
– Но не наткнулся же. Я не впервые этим занимаюсь.
Я ошарашенно открываю и закрываю рот, слушая, с каким спокойствием он рассказывает о возможных опасностях. Не обращая на меня внимания, Ирай
– Не впервые?! Да ты просто везучий глупец!
Он замирает и поднимает на меня удивлённый взгляд. Я едва вновь не теряю дар речи, когда на его лице отражается обескураживающая невиновность и обида.
– Где хоть твой меч? – строго отчитываю я, справившись с замешательством.
– Привязан к седлу.
– К седлу?! Где твой конь?
– Примерно в десяти минутах ходьбы на юг. Но у меня есть кинжал, – он хлопает себя по бедру, где прикреплено оружие.
Я шумно набираю в лёгкие воздуха, стараясь угомонить рвущийся наружу поток ругательств. Немного успокаиваюсь, но высказываю то, что он должен знать, раз суёт нос к нечисти:
– Многие деревенские лезут в леса, чтобы поглядеть на мертвецов, попадают в лапы упырям или утопленникам и позднее сами становятся такими же. А мне с сёстрами потом разбираться с этими проблемами, рискуя жизнью! То, о чём ты говоришь, – показная бравада и не более!
Он слушает не перебивая, но выражение лица становится серьёзнее, взгляд угрюмее, и впервые за время знакомства с ним я ощущаю определённую опасность. Я ведь совсем не знаю Ирая. Он мог мне соврать обо всём. Всё моё нутро сжимается в пружину, готовое реагировать. Бежать или защищаться, если будет нужно. Я не понимаю природу этого чувства, потому что люди никогда не представляли угрозы для Мар. Любой смертный побоится тронуть выбранную самой Мораной.
Я вздрагиваю всем телом, когда собеседник аккуратно берёт мою руку, которую я невольно положила на рукоять меча.
– Мне жаль, что ты решила, будто я неуважительно отношусь к вашей жертве, – вкрадчиво, но мягко говорит он, не мигая глядя мне в глаза.
Для пущей убедительности Ирай пальцами сжимает мою ладонь. Я продолжаю напрягаться и тяжело сглатываю. Не могу понять, что хочу сделать: вырвать руку или обхватить его ладонь в ответ.
– В следующий раз я обязательно возьму меч, – обещает он и отпускает мою руку, лишая меня возможности подумать ещё секунду и принять решение.
Моя рука зависает в воздухе, лишаясь чужого тепла. Проходит пара секунд, прежде чем я прячу её под кафтаном.
– Но ты продолжишь этим заниматься?
– Несмотря на мою профессию, я не люблю убивать. Поэтому предпочитаю найти то, что уже мертво, – улыбка возвращается на его лицо, и он продолжает закапывать останки. Делает это бережно, словно существу при жизни причинили столько боли, что он не хочет добавлять страданий ещё и после смерти.
Я опускаюсь на колени и помогаю. Уважаю его трепетное отношение к чужой жизни, хотя не одобряю то, как беспечно он относится к своей. Мы молча хороним оленя и следим за вытьянкой. Та ещё некоторое время стонет, кружа в воздухе, но после испускает последний вздох облегчения и исчезает. Ирай кивает, довольный проделанной работой, начинает выкапывать кости обратно и складывать в тряпичный мешок.