Мара и Морок. Трилогия
Шрифт:
– Она ничего не скажет. Твоей богине на всё это давно плевать, как и остальным.
Я вздрагиваю от голоса, даже не заметив, что Морок встал на пороге моей комнаты.
– Что ты имеешь в виду?
Он только поводит плечами и взмахивает рукой, приказывая выходить. Мы отправляемся. Я скидываю всё в небольшую сумку и двигаюсь вслед за своим охранником.
– До Ярата остался всего день пути, Агата, – слегка наклоняя голову, напоминает Даниил, когда Морок подсаживает меня на белого коня.
Принц всё-таки его нашёл. И глупо скрывать, но алый плащ и вправду благородно смотрится на фоне белой шкуры
– Значит, улыбаться ты всё-таки умеешь, – тихо тянет принц, когда Морок отходит от нас.
Моя улыбка сразу тускнеет, я продолжаю поглаживать шею животного и перевожу взгляд на принца.
– Переживала, что вы можете в меня влюбиться, ваше высочество.
Даниил хитро улыбается.
– А что будешь делать, если это уже произошло?
Его вопрос застаёт меня врасплох, а молодой человек, довольный, кивает моей растерянности, запуская руку в свои светлые волосы. Вероятно, он ждёт какого-то ответа, но я молчу, к своему стыду не зная, что сказать. Вся моя жизнь состояла из уроков, подготовки, служения богине и убийства тварей. Мары могут заводить романтические отношения, могут влюбляться, но всё это на деле бесполезно, потому что нельзя вступать в брак, будучи выбранной Мораной. Большинство сестёр, да и я вместе с ними, предпочли даже не пытаться что-то начинать, зная, что такие чувства не смогут получить какого-либо продолжения. Поэтому мой опыт во флирте и общении с противоположным полом скуден, чего не скажешь о принце. И, вероятно, ещё не раз мне придётся проиграть ему в этих светских дуэлях словами и щекотливыми вопросами. И всё же Даниил, вероятно, не учёл, что из-за прошлого я ненавижу принцев. И сейчас я не придумываю ничего лучше, чем выпрямиться в седле, игнорируя вопрос.
– Приму это как твоё «да», – усмехается Даниил и идёт к своему коню.
– «Да» на что? – только и успеваю поинтересоваться я ему в спину, но собеседник не отвечает.
Я фыркаю, убирая волосы за воротник, и накидываю капюшон.
4
Зима – наше с сестрой любимое время года. И не только потому, что мы отмечены богиней зимы и смерти Мораной, но и потому, что в этот период магия будто окутывает весь мир. Особенно я люблю ночь после снежного вечера с серебряной, полной луной, что заставляет нетронутый снег мерцать, будто усыпанный звёздами. А воздух, пронзительно морозный, щиплет нос и кусает щёки.
Я медленно выдыхаю густое облачко пара, кутаюсь в свою алую накидку на меховой подкладке, делаю несколько аккуратных шагов к лесу, и ноги в высоких сапогах утопают почти до середины голени.
Морщусь, когда Анна разбегается и падает на нетронутый снег, рушит совершенство свежего покрова, поднимая ногами и руками в воздух снежные хлопья. Она весело смеётся, а потом взвизгивает от холода, когда снег попадает ей за ворот кафтана. Мои губы непроизвольно растягиваются в улыбке, но я тут же шикаю на неё, прикладываю палец к губам и воровато оглядываюсь на далёкий храм.
Прошло больше месяца с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, а Анна стала Марой одну зиму назад. Наступил самый холодный, второй
Однако сёстры, усталые, вернулись сегодня в самом конце сгущающихся сумерек, потому что везде начались Велесовы святки. Это время, когда люди молятся другому богу о будущем урожае и здоровом скоте. Служительницы храма расслабились, перестав за нами следить, поэтому Анна уговорила меня прогуляться с ней.
– Пойдём, Агата! Вон там есть озеро, а рядом с ним клюква, если соберём, то кого-нибудь на кухне можно упросить сделать твой любимый морс! – Анна неуклюже поднимается, пытаясь вытряхнуть весь снег из тёмных волос, но часть длинных прядей уже намокла.
– Нельзя отходить так далеко, дурёха! – Я подхожу ближе, скручиваю её волосы, убирая так, чтобы они не холодили шею, и накидываю ей на голову капюшон. – Ночь на дворе. Если нас хватятся, нам попадёт! Хочешь ещё раз пыль со старых полок в библиотеке попротирать?
Сестра смешно морщит нос, уборку она не любит. Ирина пытается её наказывать за непослушание таким способом, но результата пока никакого.
– Тут недалеко! Я тебе кое-что показать хочу!
Анна в нетерпении мнётся, смотрит на меня с надеждой, округляет большие синие глаза, а я вновь оглядываюсь на храм, что тянется ввысь у нас за спинами. Днём серый, а сейчас кажущийся почти чёрным, камень стен выделяется на фоне заснеженного леса, оранжевые огни свечей горят лишь в нескольких окнах. Почти все уже спят.
Я перевожу взгляд на небо, хочу придумать отговорку, что уже слишком темно, но луна светит ярко, а снег вторит ей, отражает серебристые лучи, сверкает, укутав толстыми слоями еловые ветки.
– Хорошо, пойдём. Только быстро.
Анна, радуясь, подпрыгивает и устремляется на северо-запад, к границе с Сератом, упорно переставляя ноги и утопая в снегу почти по колено. Я выше и двигаюсь быстрее, с лёгкостью её догоняя. Улыбаюсь, голыми пальцами обхватываю её руку в шерстяных рукавицах.
Мы уже хорошо знаем местность около храма, потому что далеко нас пока не отпускают. Разведали тут всё и легко находим тропы, даже прикрытые снегом. Мы идём не дольше десяти минут, но Анна запыхалась, дышит шумно, кряхтит, всем своим видом показывая, как ей трудно. Я знаю, чего она хочет, и разрешаю забраться мне на спину, чтобы я понесла её ещё пару минут. Сестра сразу веселеет, болтает ногами, пока я придерживаю её под бёдра, таща на себе. Она стискивает мою шею так сильно, что мой капюшон падает назад, открывая тёмные волосы. Морозный воздух холодит затылок и макушку, но Анна трётся своей холодной щекой о мою, и я опять снисходительно улыбаюсь, прощая младшей сестре недавнее нытьё.