Марафон длиной в неделю
Шрифт:
Толкунов молча направился в спальню. Бобренок понял его.
— Сейчас... — сказал он, помешивая мельхиоровой ложечкой в чашке.
Пани Мария взглянула на него недоумевая, но в этот момент в комнате появился Толкунов с двумя бумажными кульками. Он поставил их на середину стола и заявил коротко:
— Вот...
Бобренок развернул кульки и спросил у хозяйки:
— Может, уважаемая пани найдет сахарницу? И еще какую-нибудь вазочку?
Пани Мария вытянула шею, с удивлением разглядывая полный кулек рафинада. Возразила:
— Но
Толкунов усмехнулся и высыпал сахар из кулька прямо на поднос.
— Угощайтесь! — Он резким движением придвинул поднос к хозяйке. — Прошу вас.
Пани Мария засуетилась, достала из буфета сервизную сахарницу, начала собирать в нее кусочки деликатно, щипчиками, но Толкунов набрал полную пригоршню рафинада и высыпал в сахарницу, заполнив ее сразу наполовину, еще горсть — и сахар уже возвышался горкой, лишь тогда капитан взял щипчиками сразу два кусочка и бросил в чашку хозяйки. Пани Мария, судя по всему, хотела возразить — энергично замахала руками, но Толкунов бросил еще два — после этого, удовлетворенно хохотнув, сказал приветливо, чуть ли не нежно:
— Сами говорите, соскучились по сладкому.
Себе же положил лишь кусочек, отхлебнул, не ожидая, пока сахар растает, оглядел комнату и спросил:
— Вы, извиняюсь, одна живете?
— Одна.
— А муж?
— Нет...
— И не было?
— Почему же не было? Был, но вот уже год...
— Умер?
Пани Мария поставила чашку на стол и ответила просто, будто речь шла о совсем обычных вещах:
— Фашисты расстреляли.
Толкунов поперхнулся кофе.
— Вашего мужа? — переспросил он.
— Моего. Вышел и не возвратился. Фашисты часто брали заложников, вот мой Стефан и попал в облаву.
— Как так?
— А очень просто: за каждого убитого фашиста расстреливали заложников, и моего Стефана...
Толкунов поскреб подбородок и спросил:
— Ваш муж где-нибудь работал?
— На почте.
— И все равно?..
— Как видите...
— А вы ешьте печенье, — вдруг всполошился Толкунов и пододвинул к пани Марии кулек. — Вкусное, это нам с майором паек выдали.
Пани Мария взяла печенье осторожно, отставив зачем-то мизинец. Это, пожалуй, уже не раздражало капитана. Он, посмотрев на нее с восхищением, надорвал кулек и развернул его на подносе.
Бобренок тоже попробовал печенье. Кофе не очень понравился ему, да и разве может вообще быть вкусным эрзац, приготовленный черт знает из чего. Единственное утешение: горячий, сладкий, ты сидишь в хорошо обставленной комнате, на мягком стуле и пьешь эту эрзац-бурду не из алюминиевой кружки, а из чашки тонкого фарфора.
Майор поспешно допил кофе и демонстративно посмотрел на часы — до назначенного полковником времени он имел возможность часок поспать и после изнурительного дня грех было не воспользоваться этим.
Пани Мария сразу заметила его жест и отставила свою чашку.
— Паны
— Пойдем, капитан, пусть уважаемая пани Мария отдохнет.
Хозяйка замахала руками, правда, не очень решительно, и Толкунову не оставалось ничего другого, как последовать за майором. Но, увидев две подушки под торшером, он сразу забыл свое неудовольствие, быстро разделся и нырнул под одеяло.
...Будильник звонил долго. Бобренок нащупал его, остановил и лишь тогда вылез из теплой постели. Толкунов уже стоял в брюках, нахмурившийся и какой-то отяжелевший от сна. Майор смерил его оценивающим взглядом, вдруг легко вскочил с кровати, присел несколько раз, выбрасывая вверх руки, этим сразу отогнал сон и побежал в ванную мыться.
Он подумал о том, что жизнь все же хорошая штука, когда спишь на свежих простынях, имеешь возможность почистить зубы, помыться с туалетным мылом и если путь тебе освещает модерновый торшер со шнурком-выключателем.
За три минуты до назначенного срока они уже входили в кабинет Карего. Полковник озабоченно разговаривал с кем-то по телефону — указал им на стулья, наконец положил трубку и не переведя дыхания сказал:
— Теперь, прошу вас, товарищи офицеры, ознакомиться с расшифрованными немецкими радиограммами. — Достал из сейфа и подал два листа бумаги.
Розыскники прочитали шифровку.
— Работают на железной дороге, — с уверенностью сказал Бобренок. Толкунов согласно кивнул.
Действительно, в расшифрованных сообщениях гитлеровского резидента шла речь о передвижении войск через Львовский железнодорожный узел.
— Они информированы почти как наш военный комендант на станции, — сказал Карий.
Толкунов оживился.
— Это до некоторой степени упрощает наше задание, — сказал он.
— Не радуйся, — остудил его пыл майор, — узел тут знаешь какой: шпион — как иголка в сене. — Говоря это, был не совсем искренен: конечно, искать шпионов среди железнодорожников станции несколько проще, чем бродить по городу. Но ведь могло случиться так, что вражеский агент или агенты собрали данные на железнодорожном узле, а сами передислоцировались в другое место.
— Начальник штаба очень обеспокоен. — Карий забрал расшифрованные радиограммы и спрятал их в сейф. — Вы понимаете, что это значит, когда такие данные собираются у нас под носом?
Вероятно, розыскникам не надо было ничего объяснить, и Бобренок пробурчал:
— Нет слов... Но за что зацепиться?..
Он был уверен, что у Карего уже есть какие-то идеи, возможно, они еще окончательно не сформировались, но по крайней мере первый ход полковник должен был определить.
Карий, возвратившись к столу, достал лист бумаги с единственным написанным на нем словом и сказал: