Марафон длиной в неделю
Шрифт:
Штунь знал, что остатки куреня Сороки попали в засаду и были уничтожены. Сороке с несколькими боевиками чудом удалось спастись. Во Львов он пробрался с чужими документами и, скорее всего, выполняет рядовые задания гитлеровского резидента. Но он не лишился былой чванливости. Правда, Штунь может ошибаться и Сорока действительно не связан непосредственно с гитлеровскими агентами. В конце концов, работал ли он прямо на немцев или через представителей главного штаба, это не имело существенного значения. Основное — изобличить бывшего куренного и его помощников, возможно, через него и выйти на гитлеровских агентов.
— Я
— Не сомневаюсь, и отец Василий о тебе хорошего мнения. А святой отец не может ошибаться.
Штунь знал, в чем причина влияния отца Василия на Сороку. Они росли в одном селе. Василий Загуменный — сын местного священника — был заводилой среди сельских мальчишек. На несколько лет старше Сороки, он был для него неоспоримым авторитетом и, как свидетельствовали факты, не утратил этого влияния и до нынешнего дня.
— У отца Василия светлая голова, — подтвердил Юрко. — Кроме того, он всегда поражал меня своей образованностью.
— Да, — довольно бросил Сорока, — поручительства достаточно, и я беру тебя.
— Спасибо.
— Не за что, по лезвию бритвы ходить будешь.
— Но ведь у меня появится какое-то дело.
— Не какое-то, а весьма важное.
— Тем более спасибо. А то там, — неопределенно махнул рукой, — варил кашу для других, а повар я никудышный.
Напоминание о совместной деятельности Штуня с Мухой снова насторожило Сороку. Юрий понял это, увидев, как вдруг сузились у него зрачки. Сорока подозрительно уставился на юношу и спросил:
— А когда в последний раз ты видел Муху?
Штунь беззвучно пошевелил губами, будто подсчитывая, и ответил уверенно:
— Давненько. Две недели назад.
— Сколько же дней шел сюда?
— Пять с половиной.
— Быстро дошел.
— Быстро, — согласился Юрко, — ведь спешил.
— А зачем так?
— Из полка же я удрал.
— А-а... — прикинулся, что только сейчас вспомнил, Сорока. — Святой отец рассказывал... — Однако смотрел испытующе и хитро, все ему было уже известно, а стремился-таки подловить Юрка на какой-то неточности. — И что ж велел передать мне Муха?
Юрко в душе посмеялся над грубо поставленной ловушкой. Ответил:
— Откуда же сотник мог знать, что я увижусь с вами? Я рассказывал святому отцу: меня схватили «ястребки», слава богу, отделался легким испугом и затем попал в войско.
— А Муха остался с теми людьми?
— Да, как и было приказано в шифровке. С немецкими агентами.
Говоря это, Штунь не сводил глаз с Сороки, хотел проверить, как среагирует, но шеф не встревожился ни на мгновение. Пошевелился, удобнее устраиваясь на скамейке, осмотрелся и, убедившись, что вокруг никого нет, приказал:
— Сейчас пойдешь со мной. Поживешь пока у меня. — Критически оглядел Штуня и добавил: — Дам тебе денег, завтра пойдешь на базар и купишь что-нибудь из одежды. А то выглядишь бродягой каким-то, а мы с тобой серьезными делами займемся, это понимать надо!
Юрий хотел сказать, что серьезные дела можно вершить и в мешковатом пиджаке. И убедительнейший тому пример — их нынешняя ситуация, но, решив промолчать, согласился:
— Как прикажете.
— Купишь одежду, потом я скажу, что делать. Попробуем устроить тебя на железную дорогу, жаль, не умеешь слесарить.
— Не умею, —
— А хотя бы и чернорабочим... Пусть тебя не волнует — кем, даже если и на побегушках у всех, лишь бы где-то в депо крутился, ведь именно там нужны люди, и шеф... — запнулся, но тут же поправился, — то есть я стану требовать от тебя, чтобы все видел и запоминал.
— Зачем? — спросил Штунь наивно.
— Неужели не понимаешь?
— Догадываюсь.
— А если догадываешься, молчи. У нас с тобой теперь золотое правило: молчать.
Штунь подумал: шеф ему попался в самом деле уникальный — призывает к молчанию и бдительности, а сам разболтал все, что мог, — по крайней мере Юрко уже знал, что полковник Карий и его помощники не ошиблись в своих предположениях и он попал именно туда, куда планировали в Смерше. И теперь все зависит от его ума, сообразительности и хватки, а прямой выход на гитлеровскую резидентуру обеспечен.
Штунь обрадовался так, что даже весьма несимпатичная и самоуверенная физиономия Сороки показалась ему не такой уж непривлекательной, едва сдержался, чтобы не сказать это шефу, но в последний момент одернул себя, сделал постное лицо и заявил:
— Молчать я умею, пан Афанасий.
— Вот и хорошо! — похвалил Сорока и добавил: — Будешь моим племянником. Из села Дунаевцы за Золочевым. Документы дам настоящие. — Он коснулся полей шляпы, будто собирался снять ее. — Да... мой племянник подорвался на мине. А в селе об этом не знают. Необязательно людям знать обо всем, особенно теперь. А документы попа спрячем до худших времен, впрочем, надеюсь, они не понадобятся. — Он впервые назвал их общего знакомого не отцом Василием и не святым отцом, а попом, очевидно, это должно было свидетельствовать о силе и значительности обыкновенного, ничем неприметного гражданина Афанасия Михайловича Палкива.
Что ж, такое положение новоиспеченного «дяди» могло бы только радовать, и Штунь согласился с энтузиазмом:
— С удовольствием стану вашим племянником. Это вы хорошо придумали — можно даже прописаться и вообще чувствовать себя спокойно.
Сорока поднялся важно, одернул немного измятые брюки, поправил шляпу и приказал:
— Поедешь ко мне на трамвае один, потому что у меня еще дела в городе. — Достал из кармана ключ от обычного английского замка, но подал его так, будто тот был по крайней мере от сейфа с драгоценностями. — Улица Зеленая, четырнадцать, квартира восьмая, на втором этаже. Захочешь есть, поищи в шкафу на кухне, я вернусь вечером. — Ушел, не оглядываясь и не ожидая вопросов, да, собственно, он сказал все. А Юрко посидел еще немного на скамейке и, лишь когда Сорока исчез за кустами сирени, направился к выходу из парка, время от времени нащупывая лежащий в кармане ключ.
5
Розыскники возвратились домой уже после двенадцати ночи, вошли в переднюю, стараясь не шуметь, но все же пани Мария услышала их и выглянула из своей комнаты. Заспанная, в поспешно завязанной косынке, из-под которой предательски торчали бигуди.
— Наконец... — сказала то ли с укором, то ли с нетерпением, и Толкунов счел возможным оправдаться:
— Служба...
— Да, я понимаю, — засуетилась пани Мария. — Сейчас поставлю чайник, а то уважаемые паны офицеры, наверно, проголодались и устали.