Шрифт:
Часть первая
В осаде
I
День обещал быть замечательным.
Легкий морозец сковал в безветренном воздухе опушенные снегом ветви деревьев, и придорожные березы будто плыли в ярко-голубом, совсем не зимнем, небе, сверкая мириадами искорок в розоватых лучах восходящего солнца, отбрасывая густые длинные тени.
Настроение у Николая Самойленко было под стать этому прекрасному утру — вчера к полуночи они все же успели закончить монтаж очередной программы из цикла «Деньги», завтра передача уже выйдет в эфир, и теперь у него впереди было двое волшебных суток — свободных, безмятежных,
На даче под Минском, куда он сейчас спешил, его ждала семья — жена и дочурка. В бревенчатом домике с печкой и камином под сенью заснеженного тихого леса эти выходные пролетят быстро и незаметно, но Николай очень надеялся, что они дадут столь необходимый ему в последнее время заряд энергии, восстановят силы, профессиональный азарт, способность подолгу недосыпать и недоедать, если это бывало необходимо. Ведь он в душе всегда гордился своим чисто журналистским умением спать по три часа в сутки на протяжении двух недель подряд или питаться раз в день, но теперь он чувствовал только огромную усталость и напряжение Бешеный ритм последних месяцев работы буквально валил его с ног.
Предчувствуя скорое свидание со своими любимыми, Николай не сдерживал машину. «БМВ» летел по пустынному утреннему шоссе как стрела, лишь чуть громче, чем обычно, ревел двигателем на высоких оборотах. Этой машине такую скорость можно было позволять — он не знал автомобиля, способного лучше «держать» дорогу, лучше разгоняться и лучше слушаться руля, чем его 318-я «переходная» модель.
И вдруг…
Впрочем, Николай так и не понял, что же вдруг произошло. Точнее, он понял, но не успел осознать, почему это случилось Его «БМВ» приближался к перекрестку с проселочной дорогой. Николай ехал по главной, и поэтому даже не подумал сбрасывать скорость. Тем более, что «КамАЗ», стоявший у перекрестка не двигался, явно пропуская его, мигая сигналом поворота. Но когда до перекрестка оставалось всего-то метров пятьдесят, «КамАЗ», выбросив клубы черного дыма, вдруг резко рванул с места и выехал на шоссе.
Вцепившись в руль и судорожно нажав на тормоза, Николай с ужасом понял, что высокая насыпь дороги не позволит ему съехать в кювет. И зачарованно, как при замедленной съемке, будто все происходящее не касалось его, смотрел, как, стремительно приближаясь, преграждает путь его «БМВ» сначала кабина грузовика, затем сдвоенные задние колеса и, наконец, полуприцеп.
«Пронесет! Успею!» — искоркой мелькнула надежда на спасение, но в это самое время, перегородив всю проезжую часть длиннющим полуприцепом, «КамАЗ» резко остановился. И уже в следующее мгновение, так и не сумев толком сбросить скорость на скользком заснеженном асфальте, «БМВ» влетел под полуприцеп.
Удар. Жуткий скрежет. Лобовое стекло — вдрызг. Рвущая жилы резкая боль в ногах.
И тут же — тишина.
И — темнота…
Николай потерял сознание.
Жизнь провинциального журналиста Николая Самойленко резко изменилась после громкого «дела о похищении детей», раскрученного в Одессе бригадой российской ФСБ под командованием Бондаровича.
Вообще вся эта история — то, как неожиданно и странно переплелись судьбы прежде едва знавших друг друга бывших «афганцев» Самойленко и Бондаровича, как невообразимо случайно и одновременно неизбежно попал бывший старлей спецназа Банда на агентурную работу в Федеральную службу безопасности, как сказочно повезло одесскому журналисту-репортеру Самойленко, волей судьбы оказавшемуся в самом центре самой сенсационной за последнее время операции спецслужб, да еще не просто сторонним наблюдателем, но самым непосредственным участником, —
Но ведь все это — было.
Банда, принимавший помощь Николая во время работы в Одессе и даже проводивший допросы в присутствии журналиста, не подвел друга — после завершения операции он подробно ознакомил газетчика со всеми деталями дела, рассказал о своих приключениях в Чехии, о захваченном архиве и объяснил от обнародования каких фактов на страницах прессы лучше пока воздержаться и почему.
В итоге серия сенсационных материалов, появившихся сначала в одесской «Вечерке», а затем перепечатанная в нескольких киевских и московских изданиях, прославила фамилию Николая Самойленко во многих уголках бывшего Союза.
Уже в то время он получил ряд заманчивых предложений, позволявших быстро и без проблем сделать приличную журналистскую карьеру, но, на свою беду, предпочел завершить начатое дело и со всем пылом и энтузиазмом ринулся на расчистку «авгиевых конюшен» одесского здравоохранения.
Дело в том, что, раскрыв один из механизмов похищения детей и разгромив преступный координирующий центр в Праге, ФСБ, стараниями Банды, получила в свое распоряжение архив торговцев детьми. Обнародовав известные ей факты и подняв на весь мир крик о своем профессионализме и компетентности, Федеральная служба безопасности сразу же… успокоилась. Руководство «федералки» передало имеющуюся документацию украинскому КГБ в обмен на какие-то бумажки, предоставив тем самым коллегам из бывшей союзной республики право самим доводить операцию до логического конца. И вот с этого-то момента для знаменитого уже репортера Николая Самойленко любая новая информация «по одесскому делу» оказалась закрытой, впрочем, как и для любого другого журналиста. Тема «заглохла».
Через некоторое время, так и не дождавшись сколько-нибудь заметных действий со стороны украинского КГБ, Коля решил самостоятельно заняться расследованием тонкостей механизма преступления. Он чувствовал, что имеющийся в его распоряжении материал содержал лишь малую часть того, что творилось на самом деле, и был сильно удивлен и озадачен пассивностью служб госбезопасности. Он подозревал, что существует еще великое множество как способов похищения детей, так и методов переправки их за границу. Он был уверен, что круг высокопоставленных чиновников, замешанных в эту аферу, отнюдь не ограничивается уже снятым с должности начальником управления здравоохранения Одесского горисполкома.
И Николай, не успокоившись, снова пошел по следу. Правда, на этот раз в одиночку.
Ему повезло — тогда его не убили. Наверное, преступникам просто не хватило времени. Слишком сообразительным и проворным оказался журналист, слишком быстро понял, по краю какой пропасти ходит он с завязанными глазами, и по совету своего шефа уехал из Одессы…
Белый облупленный потолок.
Мрачная, крашенная грязно-голубой масляной краской стена.
Ржавые скрипучие железные кровати с облезлым никелем гнутых спинок.
Противный свет дневных ламп, неприятно мерцающий под потолком.
Серая темнота за окном.
Боль в груди, в голове, в ногах…
Николай тяжело вздохнул, устало закрыл тяжелые веки слипающихся глаз, и снова провалился в черную пустоту тревожного посленаркозного сна.
Заканчивались вторые сутки после аварии…
А поначалу все шло как по маслу.
Удача тогда сама явилась к нему в образе полной пожилой женщины в стареньком поношенном пальто с вытертым песцовым воротником — остатком, как принято выражаться, прежней роскоши.