Мареновая роза
Шрифт:
«Почему я не в силах выбросить это проклятое семечко? Плевать на древо, скажите мне только, почему я не могу спустить в унитаз это проклятое семечко? Избавиться от него раз и навсегда?»
Ответ не появился. Зато в открытое окно влетел сумасшедший грохот и треск подъехавшего к дому мотоцикла, который она уже научилась выделять среди других. Быстро, не задаваясь новыми вопросами, Рози положила кольцо на клочок мягкой голубой ткани рядом с семечком, завернула края, подбежала к комоду и взяла лежавшую на нем сумочку. Не ахти какая — старенькая и потрескавшаяся, — однако Рози свыклась с ней и не хотела расставаться. В ту весну она привезла ее из поездки в Египет. Открыла сумочку и сунула внутрь маленький голубой сверток, затолкав поглубже, на самое
Когда вернулся Билл, притащив с собой воскресную газету и просто невероятное количество булочек в бумажном пакете, Рози приветствовала его ослепительной улыбкой.
— Где ты так задержался? — спросила она, про себя добавив: «Ну ты и лиса, Рози, Ну ты и…»
Улыбка, вспыхнувшая на его лице в ответ на ее улыбку, вдруг исчезла.
— Рози? Что с тобой?
Ее улыбка стала еще шире.
— Ничего. Все отлично, Наверное, гусь только что прошел над моей могилой.
Только то был не гусь.
9
«Могу я дать один совет прежде, чем отправить вас назад?» — спросила ее Мареновая Роза, и позже в тот день, уже после того, как лейтенант Хейл принес им тяжкую весть об Анне Стивенсон (обнаруженную лишь наутро — ведь она так не любила, чтобы посторонние нарушали покой ее кабинета) и затем ушел, Рози последовала ее совету. Несмотря на воскресенье, салон-парикмахерская «Волосы 2000» на Скайвью-молле работал. Парикмахер, к которой обратилась Рози, прекрасно поняла, в чем заключается просьба клиентки, но попыталась отговорить ее.
— Вам так идет эта прическа! — воскликнула она.
— Я знаю, — согласилась Рози, — но все равно мне она не нравится.
Поэтому парикмахер сделала то, чего от нее требовали, а Билл, вопреки ожиданиям, не выразил возмущенного протеста, когда они встретились вечером.
— Твои волосы стали короче, но в целом прическа похожа на ту, с которой ты впервые появилась в ломбарде, — заявил он. — Мне нравится.
Она обняла его.
— Хорошо.
— Что скажешь насчет ужина в китайском ресторане? — Соглашусь при одном условии — если пообещаешь остаться у меня.
— Эх, если бы все обещания были такими приятными, — усмехнулся он.
10
Заголовок понедельника:
Заголовок вторника:
Заголовок среды:
Заголовок четверга:
В пятницу Норман переместился на вторую страницу. К следующей пятнице он исчез бесследно.
11
Вскоре после четвертого июля Робби Леффертс предложил Рози начитать роман, резко отличавшийся от книг Ричарда Расина: «Тысячу акров» Джейн Смайли. В романе шла речь о фермерском семействе, живущем в штате Айова, но в действительности книга повествовала не о тяготах фермерской жизни; во время учебы в колледже Рози три года являлась художником-оформителем студенческого драматического театра, и хотя ей не довелось выйти на сцену под огнями рампы, все-таки приобретенного опыта хватало, чтобы узнать безумного шекспировского короля с первого же взгляда. Смайли одела короля Лира в штаны фермера, но безумие остается безумием, как бы оно ни маскировалось.
Кроме того, автор превратила своего героя в существо, пугающе похожее на Нормана. В день, когда чтения завершились («Ваша лучшая работа до сих пор, — заверила ее Рода, — и одно из лучших чтений, которое я слышала
То, что она увидела, ничуть ее не удивило. На картину снова вернулся день. Вершина холма, поросшая густой летней травой, была такой же, и храм у подножия холма оставался таким же (или почти таким же; у Рози возникло впечатление, что странные очертания храма, выводившие здание за рамки обычной перспективы, каким-то образом стали нормальными), женщины по-прежнему не было. Рози подумалось, что Доркас увела безумную женщину в последний раз взглянуть на младенца… после чего Мареновая Роза в одиночестве продолжит свой путь, направляясь туда, куда уходят чудовища вроде нее, когда пробивает час их смерти.
Она отнесла картину на первый этаж, к мусоросжигателю, держа ее за края — так, словно опасалась, что, если не будет очень осторожна, рука провалится сквозь холст в иной мир. Признаться честно, она действительно побаивалась, что подобное может произойти.
У шахты мусоросжигателя она задержалась на минутку, в последний раз остановив взгляд на картине, — картине, которая позвала ее с пыльной полки ломбарда безмолвным требовательным голосом; принадлежавшим, наверное, самой Мареновой Розе. «Так оно и есть», — подумала Рози. Она потянулась рукой к дверке мусоросжигателя и опять замерла: ее внимание привлекли две детали, не замеченные раньше, две точки в густой траве неподалеку от вершины холма. Нахмурившись, она провела пальцем по затвердевшим краскам, пытаясь сообразить, что означают эти точки. Ответ пришел почти сразу. Розовая точка цвета цветка клевера — это ее свитер. Черная точка рядом с ним — куртка Билла, которую он в тот день дал ей для поездки на озеро. Потеря свитера не вызывала сожаления — дешевая синтетическая тряпка, каких полно в каждом магазине, — но вот о куртке она искренне жалела. Не совсем новая, верно, но она служила бы верой и правдой еще много лет. Кроме того, ей нравилось возвращать вещи, которые она брала взаймы.
Даже нормановской кредитной карточкой она воспользовалась только один раз.
Она посмотрела на картину и вздохнула. Нет смысла беречь ее; очень скоро она съедет с комнаты, которую подыскала для нее Анна, и у нее не было желания забирать с собой больше напоминаний о прошлом, чем необходимо. Хватит и того, что застряло в ее сознании, как осколки гранаты, но…
«Помни о древе, Рози», — произнес голос, похожий в этот раз на голос Анны.
Анна, которая пришла к ней на помощь в тот момент, когда Рози нуждалась в помощи больше всего, когда ей не к кому было обратиться, Анна, гибель которой не опечалила ее, как бы Рози того ни хотела… хотя, узнав о смерти Пэм, милой Пэм, чьи привлекательные голубые глаза всегда ощупывали толпу в поисках «кого-нибудь интересного», она пролила целые реки слез. Но теперь она ощутила щемящую боль жалости, от которой задрожали губы и сморщился нос.
— Прости, Анна, — прошептала она.
«Не надо. — Снова тот же голос, сухой и чуточку высокомерный. — Не ты создала меня, не ты создала Нормана, и не следует взваливать на свои плечи ответственность за кого-то из нас. Ты Рози Макклендон, а не Тифоидная Мэри, и лучшее, что можешь сделать, — это не забывать о том, кто ты, даже когда бушующие вокруг штормы жизненных мелодрам будут затапливать тебя. Однако ты должна помнить…»
— Ничего я не должна, — заявила Рози безапелляционным тоном и свернула картину вдвое, захлопнув края, словно книгу. Планки старой рамки, на которую было натянуто полотно, с треском сломались. Само полотно не столько порвалось, сколько взорвалось, рассыпавшись на пучок узких полосок, похожих на одежку оборванца. Тусклые краски потеряли всякую осмысленность, — Нет, ничего и никому я не должна. Ничего, если я не чувствую себя в долгу, а я не чувствую…