Маргарита Ангулемская и ее время

Петрункевич А. М.

кажется, пришло время исследовать картину жизни Маргариты и ее влияние на свою эпоху; картину, где она будет окружена теми, кого любила, кому оказывала покровительство и руководство: это ее мать, брат, два супруга, дочь и – зависевшие от нее и вдохновлявшиеся ею на различные творения – Лефевр д’Этапль, Маро, Рабле, Кальвин, Бонавантюр Деперье и многие другие. это будет завершенная галерея раннего французского возрождения – все соберутся вокруг той, что была их душой.

Гастон Пари

Часть I

Маргарита

Ангулемская – герцогиня Алансонская

1492–1527

Глава 1

Маленькая графиня

Было 2 часа ночи, 11 апреля 1492 года, когда обитатели старинного Ангулемского замка с радостью узнали, что их молодая графиня, 16-летняя Луиза Савойская, супруга графа Карла Ангулемского, благополучно родила дочь. Новорожденную назвали Маргаритой, что по-латыни означает «жемчужина». Впоследствии современники находили, что Маргарита как нельзя больше оправдывает свое имя; поэты и художники пользовались этим соответствием в своих произведениях, а люди более мистического образа мыслей усматривали в нем перст Божий. Так, филолог Шарль де Сент-Март сообщает:

И когда настал день крещения, князья и вельможи долго спорили об имени, которое ей надлежало дать. Они могли бы назвать ее Шарлоттой или Луизой, согласно французскому обычаю, но Богу угодно было, чтобы ей дали имя, которое бы соответствовало ее будущим качествам… поэтому, согласно Промыслу Божию, она получила имя, в котором, как в символе, Господь дал нам познать, какими дарами он обогатил и украсил свое творение…

Величайшие умы XVI века, талантливейшие люди этой эпохи с замечательным единодушием сливаются в один общий хор похвал этой женщине. Эразм Роттердамский, которого можно назвать Вольтером XVI века, пишет ей в 1525 году из Базеля:

Я долго не решался Вам писать, но, наконец, уступил силе той необыкновенной симпатии, которую я питаю к Вам… уже давно восхищаюсь я и любуюсь теми высокими дарами, которыми наградил Вас Господь: осторожность, достойная философа, целомудрие, умеренность, благочестие, несокрушимая сила духа и удивительное презрение к суете мира сего.

Если Вы спросите меня, откуда я Вас знаю, я, который никогда даже не видел Вас, скажу Вам, что многие Вас знают по портретам, не имея счастья видеть Ваше Высочество. А мне хорошие и ученые люди описали Ваш ум гораздо вернее любого портретиста.

Вы не должны сомневаться в моей искренности… я не льщу Вашему могуществу, ибо не хочу от Вас ничего другого, кроме взаимной симпатии…

Дальнейшее содержание письма таково, что писавший его действительно не может быть заподозрен в неискренности. Да автору письма и не требовалось заискивать перед Маргаритой – в то время она была вдовой незначительного по положению дворянина, герцога Алансонского. А Эразма Роттердамского, известного сегодня великого философа и гуманиста XVI века, уже при жизни чтили во всей цивилизованной Европе. Он сам рассказывает, как благосклонно относился к нему император (Kаiser) Карл V и как добивался его дружбы король Франциск I. Его похвалы, как милости, ждали могущественные князья и государи.

Письмо Эразма к Маргарите было продиктовано теми чувствами, которые целиком разделяли большинство современников, а позже – все исследователи, занимавшиеся историей Франции и конкретно эпохой первого Валуа. Посвященные Маргарите (часто возвышенные и восторженные) произведения литературы являются не образцами напыщенного фразерства и придворной лести, а выражением искренней преданности и какого-то радостного восхищения, что она умела вызывать в людях, встречавшихся с ней на жизненном пути. Это отношение к ней сохранилось и до нашего времени. Все заметки, статьи и монографии о Маргарите дышат той же симпатией, которую мы обнаруживаем у людей, живших в середине тысячелетия.

Вот как говорит о ней Сент-Бёв: [1]

1

Шарль Огюстен Сент-Бёв (Sаinte-Beuve) (1804–1869) – французский литературный критик.

Грациозная, любезная, деликатная, она освещала лучом поэзии жизнь своего брата, для которого всегда являлась добрым гением.

Другой исследователь, Гектор де ла Феррьер, называет ее одной из обаятельнейших женщин ХVI века.

Перечитывая ее письма, – письма, в которых отразилась лучшая часть ее души, я понял ту непобедимую симпатию к ней, которую, еще при жизни, она умела внушать всем обращавшимся к ней, и, в свою очередь, я ощутил эту симпатию.

Основательный знаток истории XVI века Абель Лефран (Lefrаnc) в своем предисловии к «Последним произведениям королевы Наваррской» (Les Derni`eres рo'esies de Mаrguerite de Nаvаrre. Раris, 1896) пишет:

Когда мы вспомним, что она написала «Гептамерон» и «Духовные песни», защищала Маро, Деперье, Лефевра, Доле, Кальвина и вальденсов, [2] оценила Амио, понимала Ренату Феррарскую, наслаждалась произведениями Челлини, Серли и Клуэ, покровительствовала первым лекторам греческого и еврейского языков, всем поэтам и последователям Реформации; когда мы подумаем рядом с этим, что в продолжение тридцати лет она принимала деятельное участие во внешней политике Франции, что король постоянно обращался к ней за советами, что она ездила в Испанию и вела переговоры об освобождении Франциска из плена, что в своем королевстве она являлась настоящей правительницей; когда мы вспомним все это, тогда становится возможным утверждать, что во всей эпохе Возрождения не встречается женщины более удивительной и более заслуживающей любви.

2

Еретики, призывавшие к аскетизму и отвергавшие необходимость духовенства.

Кроме той притягательной силы, которой обладает всегда и везде все действительно прекрасное, Маргарита Ангулемская интересует нас еще и с чисто исторической точки зрения. Она является одной из самых ярких и типичных представительниц эпохи Возрождения вообще и французского Возрождения в частности; история ее личной жизни тесно переплетена с историей всего того духовно-культурного движения, которое, начавшись значительно раньше, достигло своего апогея при Франциске I; наконец, она является тем центром, вокруг которого группируются знаменитые люди XVI века. Маргарита – одна из тех немногих женщин, которые сумели придать себе и истории своей частной жизни общечеловеческий интерес. Во введении к «Гептамерону», изданному в 1880 году, А. де Монтеглон (Montаiglon) заметил:

Когда нужно говорить о Маргарите мало-мальски подробнее, приходится излагать чуть не всю историю царствования Франциска I, и можно было бы составить очень крупную часть истории французской литературы за этот период времени.

Вот почему мы принуждены будем делать довольно длинные и частые отступления от ее жизнеописания. Говорить о Маргарите без этих отступлений нет никакой возможности: иначе рискуешь совершенно исказить ее личность. Говорить же в книге, специально ей посвященной, о Франциске I и Франции даже не есть отступление: с их историей слишком тесно связана жизнь этой замечательной женщины, до сих пор еще у нас, в России, мало известной – ее светлый образ лишь неясно вырисовывается на блестящем фоне эпохи Ренессанса.