Маргиналы
Шрифт:
– Да Вы не волнуйтесь так, дядя Демьян! Я ведь уже совсем взрослый, и все понимаю. Вы говорите все, как есть, если так нужно, – сказал мальчик, чуть отпустив свою серьезность и, как будто, проявляя жалость. Он испытывал громадную неловкость, также разрываясь между желанием не обидеть хорошего человека и нежеланием тратить время на пустые сожаления и расстройства.
Демьян не позволял никогда называть его дядей или прочими неуставными словечками. Нельзя давать слабину и даже детям позволять общаться с тобой не как с начальником станции, чтобы не расслаблять их поведение в дальнейшем. Репутация и звание имели здесь свою цену. В этом мире все слишком быстро поменялось – теперь дети становились взрослее намного быстрее, чем в его юности. И теперь гораздо легче было понять и почувствовать, кто здесь твой друг, а кто предаст тебя, спасая свою шкуру и добычу, да и цена этого знания стала гораздо выше. Но в этот раз Демьян
«Ну, так даже и проще», – подумал про себя Демьян и с облегчением вздохнул. А вслух проговорил: – да ты садись, а то в ногах правды нет.
Егор присел, и ему тут же подали кусок мяса с салатом и местный «чай» (полный обеденный рацион взрослого обитателя Обсерватории). Мальчик посмотрел с вопрошанием на начальника, на что тот сказал:
– Да ты ешь и пей как следует, это за мой счет. А еще усаживайся поудобнее, разговор предстоит долгий.
Мальчик снял куртку, придвинул стул поглубже за стол, ровно напротив Демьяна, отпил горячего «чая», и глаза его заблестели, как бывает только у детей от какого-нибудь искреннего наслаждения, от самой неожиданной, но достигнутой радости. И Демьян понял, что мальчик теперь слушает только его и внимает каждому его слову, и что настроен он крайне серьезно.
«Ну все, хватит тянуть! Понеслась!» – мысленно скомандовал он себе.
– Понимаешь, Егор, еще каких-то двадцать лет назад все было иначе. Мы не прятались в убежищах и спокойно ходили под открытым небом и днем, и ночью. Мы жили не под землей, а, наоборот, над ней, в высотных домах. Мы делали не то, что было нужно по расписанию для выживания, а то, что хотелось, в своем роде, и сами выбирали себе путь. И Солнце светило ярче, и трава была зеленее. Вот только мы как-то совсем это все не умели ценить, ту чистую воду, то синее небо, тот свежий воздух, совсем никак. Мы просто к этому привыкли, мы этого совсем не замечали, мы не представляли, что может быть как-то иначе. Но потом случилось непоправимое… Катастрофа! И виноваты в этом мы все, человечество. Казалось, что жизнь впредь станет невозможной, и мы проживали каждый день как последний. А потом, ничего, освоились! И вот дожили до того, что ты видишь перед собой сейчас.
«Вроде начал неплохо», – подумал про себя Демьян, воодушевляясь, и отхлебнул уже начинавший остывать «чай».
Паренек был весь во внимании и, не открывая глаз от начальника, мерно и не спеша закидывал в рот кусочки мяса, снабженные салатом. Демьян оценил все это за одну секунду, приободрился и решил продолжить:
– А теперь ближе к делу! Ты стал уже совсем взрослый и должен быть в курсе всех дел в Обсерватории, ее внутренней и внешней жизни. Ведь ты совсем скоро станешь ее защитником и должен будешь выполнять определенную работу наравне со всеми…
Демьян поднял взгляд на мальчишку. Тот выпрямил осанку и перестал жевать, показывая, что он серьезно настроен и готов ко всему, чтобы от него была какая-нибудь польза. Мальчик этим радовал и немного веселил его, и Демьян монотонно начал вещать о сегодняшней жизни Обсерватории:
– Слушай внимательно, Егор, и запоминай! Мы обитаем на одном из немногочисленных островков жизни, которые остались после Катастрофы. Говорят, что все, как и мы, в основном, живут под землей. Те, кто уцелел. Не знаю, правда это или выдумки, но ходят слухи, подтвержденные исключительно челноками и торговцами, которые еще осмеливаются добредать до нашей Обсерватории, что основная масса выжившего населения Питера сейчас обитает в метро. Не берусь утверждать наверняка, так как никто из наших еще не добрался до него, но я склоняюсь к мысли, что так оно и должно быть. Поговаривают, что и в других городах есть спасшиеся люди, особенно в крупных, где также есть большие стратегические объекты или метро, приспособленные к автономному функционированию. Очень хочется верить, что мы не одни, не единственные, кто остался в этом мире. Это дарит надежду. Ведь раньше можно было просто сесть в свою машину, купить билет на поезд или самолет и за несколько часов оказаться совсем в другом городе, где так же живут обычные люди. А теперь даже нельзя с уверенностью утверждать, что они вообще где-то еще живут, кроме этого крошечного мира, который мы сами себе здесь создали. Знаешь, в свое время, когда я жил еще в городе, на поверхности, люди свято верили в НЛО и инопланетян. Мы хотели думать, что мы не одни во всей Вселенной, и где-то, пусть даже далеко-далеко, но есть разумные существа, с которыми мы сможем войти в контакт. Вот сейчас примерно то же самое. Понимаешь? – спросил Демьян, а мальчик смотрел на него стеклянным взглядом, слушая его так, будто он рассказывал ему сказку (конечно, он все это себе как-то представлял, он неоднократно об этом слышал на своеобразных уроках, но по-настоящему пожить другой жизнью
Секунду помедлив, Демьян продолжил:
– Сейчас мы живем в Обсерватории и это наше маленькое так называемое государство. От наших отцов нам достались бесценные знания, как выживать в экстренных ситуациях, и благодаря им сегодня мы процветаем. От них нам остались инструменты и способы обработки дерева. Мы научились вырабатывать из дерева и конструировать простенькие повязки-фильтры, которые закрывают органы дыхания и необходимы для выхода на поверхность. Среди старшего поколения были и столяры-плотники, и медики. И вот мы научились комбинировать их знания во благо себе. Наш основной промысел – это добывание дерева и дальнейшая его обработка. Именно такими промыслами и занято почти все взрослое население нашего государства. В середине парка, окружающего Обсерваторию, растет огромное дерево, которое распространилось по всему его периметру. Дерево абсолютно безобидное, но непроходимое и не дающее возможности никому рядом жить. Так что нам несказанно повезло, что у нас такой сосед, – он рассмеялся и, улыбаясь, продолжил, – мы его зовем Древо Жизни. Была раньше такая легенда красивая у кельтов о нем и даже знак. Вот этим знаком и обозначают наше поселение на различных картах те, кто остался еще жив.
– А кто такие кельты? – не удержавшись, спросил мальчик и тут же потупил взор. И снова ему пришлось разрываться в своих чувствах между любопытством и отчаянным стыдом показаться неграмотным и бесполезным. Его заинтересованность снова одержала верх.
Демьян сделал как можно более добродушное лицо, чтобы не смущать Егора и ответил:
– Давным-давно были такие люди, такой класс, племена, народ, не знаю, как еще сказать, чтобы тебе было проще понимать. В общем, это тоже были такие деклассированные и обособленные люди, как мы, люди, которые не могли и не хотели жить как всегда, искали и находили всегда во всем только свою роль и свое место, – он выждал паузу, чтобы парень все переварил, и вернулся к главной теме – так вот, большую часть запасов мы оставляем для себя, для своего быта, но также и много наших деревянных конструкций мы продаем караванщикам. Это такие люди, которые ведут нейтральный образ жизни, они ничего не добывают и не производят, они всегда занимаются только торговлей. Караванщики идут из пригорода через нашу территорию и стремятся попасть в город. Торгуют у нас. Мы меняем дерево на еду или на медикаменты. Поэтому мы являемся своего рода рубежом между жителями пригорода и жителями города.
Чтобы всем этим заниматься, нам приходится выходить на поверхность на долгие рейды, два-три раза в месяц. Там, в парке, мы и добываем древесину, которую затем обрабатываем, производим из нее все, о чем я тебе уже успел рассказать, а затем используем или продаем. А Кузьмич у нас занимается охотой. Из оружия у нас есть в основном копья и луки, их мы тоже делаем сами все их тех же материалов, ими наши ребята ловко научились бить местных «животных».
– А они разве не вредны? – резонно парировал Егор.
– Вредны, конечно, – усмехнулся Демьян, – простой человек уже давно бы помер от нашей суточной дозы. Но мы-то необычные люди. Знаешь, в свое время были такие люди – змееловы. Змеи – это такие червяки, как шланги живые и очень ядовитые. От их укуса люди мгновенное умирали. А вот змееловы не боялись даже самых страшных и смертельно опасных тварей. Когда каждый день получаешь малую часть яда, организм постепенно привыкает к нему и не реагирует на него. Вот также и у нас: мы слишком привыкли к радиации и к зараженной пище, что такие дозы нас не берут. Дети рождаются уже с малой долей радиации в организме. И, как ты уже знаешь, у нас введены обязательные ежедневные двадцатиминутные прогулки по поверхности. И это все неспроста, а для нашего же, относительного, блага. Мы таким образом получаем «прививки», своеобразные закалки от заражения и радиации. Когда настанет необходимость столкнуться с серьезными непредвиденными дозами или источниками излучения, организм любого из нас сможет справиться с ними гораздо легче и быстрее.
Нам повезло с месторасположением – мы гораздо выше основной части города. Вся радиация осела на сам город, и именно туда пришелся основной удар. Как утверждают караванщики, у нас самый низкий радиационный фон из всех мест, где они бывали. Поэтому мы привыкаем и приучаем всех с детства, так как можем себе это позволить.
Так вот, как я уже говорил, в нашем маленьком мире у каждого человека есть свое занятие: кто-то отвечает за обеспечение пищей нашего населения, кто-то – за безопасность, кто-то – за здоровье, и так далее. Но каждый человек должен быть готов к любой неприятности и должен разбираться абсолютно во всех вопросах, которые могут коснуться его лично и всей нашей маленькой обсерваторной планеты.