Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Тут снова в разговор вступил Фуке:
— Дюпарке в курсе. Это он по поручению своего дядюшки и занимался этими работами…
— Позвольте мне, сударь, сделать небольшое уточнение, — со скромной улыбкой заметил Жак. — Я вовсе не руководил этими работами, как вы только что изволили сказать. Я всего лишь выполнил поручение, которое доверил мне дядюшка. Отыскал этого плотника и объяснил ему, чего от него хочет Белен.
— Так вот, сударь! — воскликнул господин де Сент-Андре. — Этот самый плотник только что был вознагражден по заслугам. Белен ходатайствовал о нем перед кардиналом Ришелье, и отныне тот будет
Внезапно Жак побледнел как полотно. Его охватила дрожь. Ему стоило нечеловеческих усилий, чтобы не крикнуть: «Не может быть! Неужто Мари и есть та девушка, на которой вы вознамерились жениться?!»
Внутри у него словно вдруг образовалась какая-то странная пустота. Голова кружилась, все поплыло перед глазами…
Так, значит, Жак все-таки не ошибся! Та, кого он заметил в толпе, и вправду была Мари Боннар. Насколько далеко зайдет в своей игре случай? Неужели ему угодно, чтобы они снова свиделись?
В полном смятении, с отсутствующим взглядом, он даже не слышал реплик, которыми обменялись Фуке и Сент-Андре. Чтобы вывести его из этого оцепенения, президенту пришлось дернуть его за рукав и проговорить:
— Положительно, друг мой, вы что-то нынче явно не в себе… Пойдемте же, господин де Сент-Андре желает представить вас своей невесте…
Не произнеся ни слова в ответ, Жак машинально последовал за ними. Выходит, он прожил целый год, не сделав ни малейших попыток снова увидеться с Мари, все более и более утверждаясь в уверенности, что союз между ними, в силу разницы происхождения, никак невозможен, и вот теперь, узнав, что она собирается выйти замуж за этого человека, он вдруг почувствовал жестокое разочарование, невыносимую боль и мучительные сожаления…
Он шел походкой механической куклы, не видя ничего вокруг и даже не ища глазами Мари, с которой его теперь собирались свести лицом к лицу.
Наконец они остановились перед группой людей, которые, собравшись вокруг Констана д’Обинье, затаив дыхание, ловили каждое его слово.
Кавалер де Сент-Валье, большой поклонник краснобая, осклабился, от восхищения закудахтав точно курица; но тут, прямо рядом с ним, он увидел Мари…
Она стала еще прекрасней, чем при их встрече в Дьепе. Напудренная, губы слегка подкрашены кармином. Длинные, загнутые ресницы оттеняли глаза, в которых играли золотистые блики. На ней было платье с низким декольте, а на оголенных плечах сверкал каскад бриллиантов.
Она не заметила его и продолжала смеяться над остротами Констана д’Обинье. Жак вдруг почувствовал дикую ревность к д’Обинье, даже больше, чем к Сент-Андре, который как-никак собирался стать счастливым супругом этой девушки!
Группа расступилась, пропуская троих вновь прибывших. Сент-Андре с неизменной высокомерной миной представил всех друг другу. Президент Фуке первым вышел вперед и отвесил Мари глубокий поклон. Жак по каким-то неуловимым жестам понял, что престарелый жених Мари подал девушке знак, чтобы та была особенно любезна со всемогущим главою компании. И действительно, не успела она перехватить взгляд будущего супруга, как тут же поспешила
— Мой жених, Жак де Сент-Андре, не проходит и дня, чтобы он не говорил мне о вас.
— Весьма признателен вам, мадемуазель, что вы не забываете о вашем покорном слуге, — ответил президент. — И рад, что в этот вечер мне представился случай выразить вам свое восхищение. Примите заверения, что и я тоже часто думаю о вас и о господине де Сент-Андре…
В тот момент Жак Диэль услышал, как Фуке произнес его имя. И Мари, так до сих пор его и не заметив, уже было протянула ему руку.
Но тут, узнав наконец своего рыцаря, слегка отступила назад и побледнела как полотно.
— Примите искренние заверения в совершеннейшем к вам почтении, — только и смог охрипшим вдруг голосом произнести Жак, склоняясь в низком поклоне.
Потом отступил назад, дабы оставить девушку с президентом один на один. Он испугался, как бы, задержись он перед нею, их замешательство не стало слишком заметно для окружающих. Ему ли было не знать, как скоро рождаются сплетни и как мало нужно, чтобы свет заговорил о новой любовной интрижке. Но все же не мог отвести от Мари глаз. И не было сомнений, что и она при виде его тоже не осталась равнодушной. С рассеянным видом Мари слушала галантные любезности Фуке, нервно поигрывала веером и силою заставляла себя отвести взгляд от молодого человека — но было видно, что ей явно не по себе.
Констан д’Обинье же, вдруг с огорчением почувствовав, что перестал быть центром всеобщего внимания, обвел высокомерным, слегка презрительным взглядом Сент-Андре, Дюпарке и Фуке. Ведь кошелек его был битком набит золотыми монетами, а уж кому, как не ему, знать цену презренному металлу… Поскольку никто уже не обращал на него никакого внимания, Жак счел за благо удалиться прочь. Ведь, оставайся он и дальше вместе с ними, Мари могла бы подумать, будто он имеет ей что-то сказать, а то еще, чего доброго, помешает ей блистать в обществе. Хотя было очевидно, что будущий супруг сгорал от желания, чтобы она предстала перед Фуке во всем блеске своего обаяния.
Он нехотя повернулся и медленно побрел прочь. Боль все еще не отпускала, он никак не мог оправиться от шока этой нежданной встречи, от горечи внезапной утраты. Что ему теперь еще делать в этом гнусном салоне мадам Бриго, подумал он про себя, но все-таки не решился покинуть его прежде Мари, ибо в нем еще оставалась потребность чувствовать, что она где-то рядом. И стал искать глазами какой-нибудь укромный уголок, чтобы оттуда в одиночестве, стараясь не попадаться никому на глаза, еще немного полюбоваться красотою девушки.
Он подумал о жемчугах и бриллиантах, украшавших шею, грудь и запястья Мари. Откуда у нее все эти драгоценности? Подарки Сент-Андре? Впрочем, она успела проделать такой путь от дьепской таверны, что он не слишком удивился бы, узнав, что девушка пережила уже немало любовных приключений, а все эти безделушки — просто плата за ее благосклонность… От этих мыслей на душе у него стало совсем скверно.
Тем не менее теперь ему уже удалось взять себя в руки и обрести обычную свою самоуверенность — он был не из тех, кто легко сдается без борьбы, но все равно не видел ни единого средства помешать этому браку.