Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Да полно вам! — запальчиво воскликнул он. — Будто вы не знаете господина де Лапьерьера! Будто вы никогда с ним не встречались! Будто вы сами ни разу с ним не говорили! Помните, что он вам здесь однажды говорил? Он ведь угрожал вам, не так ли?.. Так вот, припомните-ка хорошенько, чем он тогда вам угрожал…
— Это была наглая выходка, сударь! А подобные воспоминания я всегда стараюсь как можно скорее изгладить из памяти… — сухо ответила она.
— Покорнейше прошу извинить меня, мадам, но сейчас речь идет уже не обо мне, а о вас — о вас и ради вас! Можете ли вы поручиться,
Мари побледнела как полотно и, выпрямившись, свысока окинула его презрительным взглядом.
— А вот теперь уже вы позволяете себе дерзости, сударь, — проговорила она. — Я бы просила вас взвешивать свои слова.
— Помнится, однажды вы позволили мне говорить с вами со всей откровенностью, — ответил он. — Не соблаговолите ли еще раз даровать мне это право?..
Она утвердительно кивнула головою с обескураживающей холодностью, которую он, одержимый своей идеей, похоже, даже не заметил.
— Лапьерьеру известно много разных вещей, — как-то глухо произнес он. — Об этом кавалере де Мобре, к примеру… Кроме того, у него есть всякие подозрения… Как и многие, он подозревает, не было ли у вас чего с вашим негром Кенка и, упаси Боже, не только с Кенка, но и с другими тоже… Сознаете ли вы, какие опасности вас подстерегают, если Лапьерьер, упаси Боже, в приступе гнева расскажет обо всем этом генералу Дюпарке? Если он поделится с ним всем, что знает, и намекнет о своих подозрениях?
— Что же он такое может знать? И в чем, интересно, он может меня подозревать? — осведомилась Мари.
И Рул, уткнув в нее указующий перст, назидательно воскликнул:
— Но ведь эту фразу, мадам, которая только что невольно сорвалась с ваших уст, можно считать почти признанием! Что он может знать? В чем он может вас подозревать? Да в чем угодно! И если это будет вашей единственной защитой, люди поверят всему, что им скажут!.. Я уже приезжал сюда, чтобы предложить вам свою дружбу. Ну так как же, нужна ли она вам? Готовы ли вы в обмен на мою дружбу предложить мне свою?
— Что вы подразумеваете под дружбой, сударь?
— Но, кажется, я уже достаточно ясно дал вам это понять?..
— Похоже, мы с вами по-разному понимаем одни и те же слова, — заметила Мари. — Помнится, вы уже предлагали мне дружбу, когда были здесь в последний раз, однако смысл, какой вы в это вкладывали, наводит меня на мысль, что вы путаете дружбу с совсем другим чувством. Любовь, дружба, вожделение, страсть — похоже, у вас в голове, сударь, все эти чувства несколько перемешались…
— Уж не думаете ли вы, — с какой-то мукой в голосе поинтересовался он, — что чувства, которые я к вам испытываю, стоят меньше, чем чувства какого-то заезжего кавалера или презренного негра?
Увидев, как она внезапно побледнела словно полотно, он поспешно добавил:
— Поймите меня правильно, мадам, и не придавайте словам смысла, которого я не собирался в них вкладывать. Я всего лишь хотел сказать, что мои чувства достойны такого же уважения, как и чувства любого другого. Может, вы думаете, я не страдал, когда узнал о подозрениях господина де Лапьерьера? Ошибаетесь, мадам! Я люблю вас, и страдания мои
— Что ж, ладно, сударь, будем друзьями!.. Друзьями в том смысле, как понимаю это я. Однако вынуждена лишить вас надежд, которые вы, похоже, питали, когда были у меня в прошлый раз. Нет, сударь, не надейтесь, никогда, ни за что на свете не стану я вашей любовницей…
— Что ж, так тому и быть, — помрачнев, промолвил он. — Но речь сейчас не обо мне, а о вас… Ах, мадам, никогда не стоит зарекаться, кто знает, что готовит нам будущее… Взять хотя бы печальный пример господина де Лапьерьера! Кто бы мог подумать еще вчера, что сегодня он превратится в ничто?
В ответ она ограничилась любезной улыбкой, после которой, несмотря на произнесенные ею только что слова весьма жестокого свойства, он почувствовал, как в нем снова пробуждается слабая надежда.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Освобождение Дюпарке
Впервые после возвращения с Мартиники Ив Лефор и отец Фовель снова оказались бок о бок в кабинете командора де Пуэнси.
Утром того же дня фрегат «Задорный» бросил якорь перед Бас-Тером. Лавернад отвел пленника к мятежному генерал-губернатору, который пожелал лично его допросить, а сам сразу же вернулся к бывшему пирату.
Лефор ждал, когда же наконец господин де Пуэнси сообщит ему об освобождении Дюпарке. На его взгляд, «Задорный» мог бы тут же, не медля, двинуться в обратный путь. Однако командор, похоже, не слишком-то спешил покончить с этим делом.
— Господин Лефор, — обратился он к нему, — я весьма доволен тем, как вы провели эту операцию. По правде говоря, я даже не ждал такого полного успеха и, признаться, в глубине души мало надеялся, что все пройдет так гладко. Тем больше оснований у меня высказать вам свое восхищение… Я уже видел губернатора де Туаси и имел с ним долгую беседу…
Он на мгновение замолк, кивнул головой и улыбнулся каким-то своим мыслям, потом сразу продолжил:
— Не знаю, о чем только думают люди нашей с вами страны? А главное, о чем думало Регентство… И в первую голову кардинал Мазарини! Право же, странное у этих людей из компании и у тех, кто нами правит, представление об этих островах! У этого бедняги, господина де Туаси, не было никаких шансов добиться успеха здесь, на островах… Вы заметили, у него ведь взгляд загнанного зверя?
— Насколько мне известно, господин губернатор, — заметил Лефор, — его очень тревожит, как вы распорядитесь его участью…