Марикита
Шрифт:
За дверью находился просторный грот, стараниями природы выточенный в скале. Внутри было сухо и чисто, и, как говорил мальчик, стояла скромная, грубо сколоченная мебель.
Через узкую трещину, то ли природную, то ли проделанную руками человека, внутрь проникал дневной свет. К ней вела лестница, сооруженная из нескольких поставленных друг на друга камней. Из этого импровизированного оконца виднелась раскинувшаяся у подножия скалы долина. В случае осады возле него, не мешая друг другу, вполне могли разместиться трое стрелков с мушкетами. В сочетании с прочной дубовой дверью это жилище при необходимости
Мабель сразу же отметила, что на стульях и столе лежит толстый слой пыли, свидетельствующий о том, что хозяин давно покинул свое уединенное жилище.
Убедившись, что паренек их не обманул, старуха даже захлопала в ладоши от радости.
– Дружочек, – обратилась она к юноше, – когда в таборе начнется дележ добычи, твоя доля будет самой большой. Во всей Испании не найдется более удобного и надежного укрытия, где мы могли бы спрятать нашего больного.
– А если… – задумчиво произнесла Марикита, – если хозяин неожиданно вернется?
– Не думаю, чтобы он оказался жестоким и выгнал прочь раненого. Главное, чтобы пещеру не обнаружили люди Гонзага; впрочем, сама природа надежно защитила вход в нее.
Теперь предстояло придумать, как доставить сюда Лагардера. Самое простое было бы прорубить дорогу в зарослях кустарника, однако по вполне понятным соображениям этого никак нельзя было делать.
И снова на помощь пришел юный Бенази. Решительно, если бы все цыгане походили на этого ловкого малого, то я уверен, что народ этот скоро отвоевал бы себе место под солнцем. Он быстро сообразил, в чем состоит главная трудность. Его живой ум мгновенно заработал, и проворные руки соорудили из двух палок и куска холста узкие носилки. Поверх холста набросали тряпье, чтобы смягчить удары и толчки. Затем носилки поставили на маленькие колеса, хотя и грубые, но вполне пригодные для передвижения.
Несколько веток над тропинкой было отогнуто, и, когда настала ночь, двое мужчин переправили Лагардера в его новое жилище.
Мабель и Марикита уложили шевалье, тщательно перевязали его рану и устроились возле его изголовья. В случае тревоги они через бойницу могли сообщить своим соплеменникам о грозящей опасности, так как табор раскинул свои шатры вдоль большой дороги, в сотне шагов от грота.
Всю ночь Лагардер бредил; утром, когда жар спал, старая колдунья стала собираться в лагерь, чтобы отдать последние распоряжения. Внезапно раздался резкий свист – сигнал тревоги.
Старуха и девушка припали к бойнице и увидели, как по дороге скачут четверо всадников; Всадники были еще далеко, поэтому лица их оставались пока неразличимыми.
Сердце Марикиты тревожно забилось. Кто эти четверо: Шаверни, Кокардас, Паспуаль и баск – или же люди Гонзага?
Ей так не терпелось все разведать, что она едва не выскочила на дорогу, чтобы поскорее разглядеть их. Однако девушка вовремя опомнилась и сообразила, что если ее увидят люди принца, то они сразу поймут, что где-то неподалеку находится и сам Лагардер, и таким образом, она выдаст убежище шевалье.
В окружении своих соплеменников девушка, разумеется, не боялась приятелей Гонзага. У нее даже мелькнула мысль о том,
В дверь постучал Бенази: он принес затворникам еду.
– Бенази, – приказала ему Мабель, – пойди и скажи нашим, чтобы все спрятались в повозки и шатры, хорошенько закрыли все дыры и не высовывались. Мужчины же пусть будут наготове и ждут моего сигнала. Если я прокричу совой, стреляйте в них из всех мушкетов сразу; если же я крикну «Лагардер!», то ты выйдешь к ним навстречу и приведешь сюда того, кого зовут маркизом де Шаверни.
– Понятно, – ответил мальчишка и бросился исполнять приказ.
Когда всадники были уже близко, из горла Марикиты вырвался сдавленный вопль:
– Это люди Гонзага! Пусть они катятся ко веем чертям!
Действительно это были Монтобер, Носе, Тарани и Ориоль.
Подъехав поближе, французы принялись внимательно разглядывать цыганские кибитки, пытаясь понять, не те ли это самые цыгане, которые похитили у них из-под носа тело Лагардера в ущелье Панкорбо. Но табор словно вымер, нигде не было ни души. Впрочем, при тщательном осмотре клевреты Гонзага заметили, что под натянутой тканью шатров проступают очертания ружейных дул.
– Осторожно, друзья! – воскликнул Монтобер, обнажая шпагу. – Тишина – плохой признак. Я уверен, что эти язычники не спят и готовы в любую минуту напасть на нас.
– Эй, Ориоль, – предложил Таранн, – пошевели-ка шпагой в этой черной колымаге. Похоже, что их вожак сидит именно здесь; легкий укол напомнит ему о правилах вежливости, и он выйдет поприветствовать нас…
– Залпом из мушкетов! Нет уж, благодарю! – ответил Ориоль. – Я не суеверен, но эта черная телега внушает мне ужас. По-моему, нам не стоит с ними связываться.
На этот раз приятели оказались настолько благоразумны, что послушались Ориоля и тем самым спасли себе жизнь. Если бы они осмелились коснуться похоронной повозки, именуемой, как вы помните, рубидой, они мгновенно поплатились бы жизнью за подобное святотатство.
– Сомнений больше нет, мы пошли по ложному следу, – произнесла Мабель. – Но как случилось, что сначала они ехали вшестером?
Объяснение было очень простым. Двое других были кастильцы, посланные Гонзага на поиски своих приятелей. После долгих странствий идальго, наконец, встретили французов и передали им приказ принца обыскать всю приграничную область от Фонтарабии до Ронсеваля и, во что бы то ни стало, найти мадемуазель де Невер. Исполнив поручение, кастильцы отбыли обратно в Мадрид.
Почувствовав, что в настроениях двора назревают перемены, Филипп Мантуанский решил отыскать своих приятелей, а заодно и забрать Пейроля, ибо последний прислал ему письмо с просьбой приехать за ним в Бургос. Фактотум также сообщил, что Авроре де Невер удалось бежать. Желая смягчить удар, интендант написал, что девушки вдвоем направились к границе, поэтому захватить их не составит труда.
Гонзага пришел в ярость, однако важные дела удерживали его в Мадриде, и он не мог сам отправиться на поиски беглянок. Ему пришлось ограничиться тем, что он направил Пейролю обстоятельное послание, где сообщал о своем намерении задержать Аврору и донью Крус и не дать им пересечь границу Франции.