Марина

Нигро Дон

Когда пойдешь на базар, мама, сказала я, принеси мне черта в бутылке. Но ни в коем случае нельзя привязываться к тому, что

может разбиться.

Я вновь и вновь раскладываю карты. Игра – совсем не то, во что мы, казалось бы, играем. Мы играем не в карты.

Карты играют нас. Дьявол живет в картах. Дьявол кусает глубоко, как клещ. Дьявол спит на моей груди. Когда я сжимаю нижнюю часть его пениса, он подпрыгивает. Какая плохая девочка – заставлять дьявола подпрыгивать!

Первый признак того, что ты избран Дьяволом – полный отрыв от всех и от всего. Изгой. Всматривайся в зеркало и приглашай его в свою душу, если посмеешь. Но за зеленым венецианским зеркалом, в лабиринте зеркал, отражающих зеркала, единственная твердая валюта – смерть.

Что-то

таится в этом месте, странный зверь, который шепчет мне из другой комнаты. Я поднимаюсь по лестнице, колеблюсь, потом вхожу. Если я всматриваюсь в темноту, то с трудом, но могу его разглядеть.

Дьявол сидит на кровати моей сестры. Голый, с серой кожей, как датский дог, с беловато-синими глазами. Гладкий, чисто выбритый, с телом львицы, с маленькими рогами, напоминающими уши, и с длинным хвостом. Я узнаю его по глазам. Холодным. Ясным. Несущим смерть. Он сидит. Я стою. И я люблю его.

Игру быть любимой я не освоила. Если я что-то люблю, то поглощаю. Оно превращается в нечто внутри меня, и это фатально для счастья, как моего, так и любимого. У поэтов особый дар – любить ненадлежащее. Мой способ любить – говорить «прощай».

Конец ознакомительного фрагмента.