Марион Фай
Шрифт:
— Тетя Клара!
— Чего можно ожидать от тех учений, которых они с братом придерживаются? Слава Богу, ты никогда и не слышала о таких вещах. У меня сердце разрывается как подумаю о том, что мои родные детки наверное услышат, не сегодня, завтра, от брата и сестры. Но пожалуйста, Амальдина, не приглашай ее в себе в дружки.
Лэди Амальдина, помня, что кузина очень хороша собой, а также, что могло быть нелегко набрать двадцать титулованных девушек, тетке слова не дала.
XX. План удался
Когда мать представила
— Ты этим только возвратишься к своим прежним привычкам, — сказал он.
— Ничего ты не знаешь о моих прежних привычках, — отвечала она почти сердито.
— Я не предлагаю никаких вопросов, и старался приучить себя мало об этом заботиться. Но я знаю, что оно так было. — После паузы он возвратился к мыслям того же рода. — Если бы мой отец был принцем, мне кажется, я бы этим не гордился.
— Хорошо родиться джентльменом, — сказала она.
— Хорошо «быть» джентльменом, и если блага, обыкновенно связанные с высоким происхождением, помогают человеку приобрести благородство чувств и широту взглядов, то легко может быть, что хорошее происхождение имеет свою цену. Но если человек окажется недостойным своего происхождения — как многие, тогда это преступление.
— Все это само собой разумеется, Джордж.
— А между тем оно не так. Хотя бы сам человек был негодяй, дурак и трус, он считается благородным потому только, что кровь Говардов течет в его жилах. И что еще хуже: хотя бы другому дано было истинное и величайшее благородство, он почти не смеет стоять выпрямившись перед лордами и герцогами, в виду своего недостоинства.
— Все это уже исчезает.
— Желал бы я, чтоб можно было несколько ускорить это исчезновение, и этому можно помочь исчезнуть. Быть может, в наши дни прогресс пойдет быстрее. Но ты верно позволишь мне написать Гэмпстеду и сказать, что ты будешь.
Она согласилась, и таким образом эта часть дела была улажена.
После этого она сама постаралась увидеть квакера, однажды вечером, когда он возвращался домой.
— Да, — сказал мистер Фай, — слыхал я от Марион о твоем предложении. Но зачем молодому лорду желать видеть такого человека, как я, у себя за столом?
— Он короткий приятель Джорджа.
— Охотно верю, что твой сын хорошо выбирает себе друзей, так как вижу, что он осторожный и разумный молодой человек, который не предается чрезмерно всяким буйным увеселениям. — Джордж нередко бывал в театре, чем оскорблял понятия квакера, и этим он оправдывал употребление слова «чрезмерно» и лишался права на безусловную похвалу. — А потому я не стану с ним ссориться из-за того, что он избрал себе друга среди великих мира сего. Но, «свой своему поневоле брат» — хорошее правило. По-моему, усталая ломовая лошадь, как я, не должна стоять в одной конюшне с охотничьими скакунами.
— Этот молодой человек предпочитает общество таких людей, как вы и
— Не думаю, чтоб он этим обнаруживал особое благоразумие.
— Во всяком случае, вам следовало бы поверить его добрым намерениям.
— Не мое дело судить его, в том или другом смысле. Что ж, он просил, чтоб и Марион посетила его?
— Конечно. Отчего бы девочке хоть сколько-нибудь не видеть свет, не развлечься?
— Мало будет пользы моей Марион от таких развлечений, Гэмпстед Роден, а вред, пожалуй, будет. Неужели ты станешь утверждать, что такие развлечения непременно должны послужить на пользу девушке, рожденной для исполнения тяжелых обязанностей суровой жизни?
— Я, в чем угодно, положилась бы на Марион, — горячо сказала мистрисс Роден.
— И я также, она всегда была славной девушкой.
— Но разве вы не выказываете к ней недоверия, держа ее взаперти и боясь даже разрешить ей сесть за стол в чужом доме?
— Я никогда не запрещал ей садиться за твой стол, — сказал квакер.
— Вам следовало бы отпустить ее из любезности ко мне. Ради моего сына, я обещала быть там, мне было бы очень приятно, чтоб со мной была другая женщина.
— Так я-то едва ли вам нужен, — сказал мистер Фай, не без оттенка ревности.
— Он особенно настаивал на том, чтоб вы приехали. Именно с такими людьми, как вы, он и желал бы сблизиться. Кроме того, если Марион там будет, то я уверена, вы пожелаете сопровождать ее. Неужели вам не хотелось бы видеть, как девочка будет держать себя при таком случае?
— При всяких случаях, везде, во всякое время, я желал бы не разлучаться с моей дочерью. В целом мире у меня, кроме нее, не осталось ничего, на чем глаз мой мог бы отдохнуть с удовольствием. Но сомневаюсь, чтоб это послужило ей на польщу.
С этим он ушел, оставив вопрос нерешенным, но заронив в душу мистрисс Роден убеждение, что он кончит тем, что примет приглашение.
— Сама ты этого желаешь? — спросил он у дочери в этот вечер, прежде чем идти спать.
— Если ты поедешь, папа, мне бы хотелось.
— Почему? Чего ты ожидаешь? Не потому ли тебе хочется ехать, что этот молодой человек — лорд, и что часть раззолоченого величия властителей земли оказывается в его доме и в его столе?
— Не потому, отец.
— Или потому, что он молод и красив, умеет нашептывать сладкие речи, по обычаю юношей, что от него пахнет духами, что руки у него нежные, мягкие, с кольцами на пальцах, а пожалуй и на груди сверкают драгоценные камни, как у женщины?
— Нет, отец; не потому.
— Изысканные кушанья, напитки, лакомства, которыми он будет угощать тебя, не могут иметь особого значения для девушки воспитанной, как ты.
— Конечно, нет, отец; они для меня ничего не значат.
— Так из-за чего ж тебе хочется ехать к нему?
— Чтоб послушать твоих речей, отец, в обществе.
— Нет, — сказал он, смеясь, — лучше бы ты послушала моих речей у нас в конторе. Там я ничего, постою за себя, но в обществе этих молодых людей, за стаканом вина, у меня, я думаю, и слов-то не найдется. Если ты только то и выиграешь, что послушаешь болтовню старика отца, то время и деньги наверное пропадут даром.