Марий и Сулла. Книга первая

Езерский Милий Викентьевич

В это время глашатай объявил, что слышен удар грома. На лицах нобилей вспыхнула надежда.

— Сатурнин злобно усмехнулся.

Отцы государства хорошо сделают, если будут сидеть спокойно, — выговорил он, издеваясь, — иначе вслед за громом может посыпаться и град!

— Замолчи, злодей! — крикнул городской квестор. — Мало тебе еще римской крови?

И он приказал своим сторонникам разогнать популяров.

В общей свалке бежали все: и Сатурнин, и Главция, и Сафей, и сотни других. Форум сотрясался от топота

ног.

Сатурнин отступил к Капитолию и обратился с речью к ветеранам Мария, заклиная их разогнать приверженцев сената.

— Иначе Апулеевы законы будут отменены, — кричал он, — и вы не получите земельных наделов!

Рослые, крепкие ветераны оттеснили врагов и, угрожая им толстыми палками, дали возможность Сатурнину закончить голосование.

Апулеевы законы были проведены с оговоркой, что они будут утверждены сенатом в пятидневный срок. Марии, не выступавший на форуме (за пего работали популяры), узнал о проведении законов и потребовал от сенатором клятвы.

Те заколебались, но услышав о цене, ссылке и лишении воды и огня, готовы были согласиться. Но Метелл смутил их.

— Отцы государства! — гордо поднял он голову. — Неужели мы поддадитесь влиянию преступников, которым место в тюрьме?! Сатурнин, Главция и Сафей — это подонки общества, и мам ли бояться злодеев? Не давайте клятвы! Кимбрские земли не могут быть разделены, па это есть senatus consultum [18] и я заявляю твердо и непреклонно: клятвы не дам!

18

Постановление сената.

— Ты прав, благородный Метелл! — воскликнул Марин, хитро прищурившись. — Твоя мудрость равна военным заслугам, и римляне оценят твое решение. Я присоединяюсь к твоему разумному отказу.

Сенаторы радостно вскочили и, окружив Мария и Метелла, превозносили добродетель обоих, жали им руки, называли столпами республики.

— А как же плебс? — спросил кто-то. — Сатурнин ожидает утверждения закона…

— Пусть ждет! — засмеялся Марий и, закрыв заседание, распустил магистратов.

А на пятый день, созвав снова сенат, он возгласил, злорадно усмехнувшись:

— Благородные отцы и мудрые вершители судеб государства! Я побеспокоил вас по важному делу. Плебс бушует и грозит насилиями… последствия могут быть страшными… И я предлагаю принести клятву…

Пораженные, сенаторы молчали. Их возмущала эта западня, издевательство над властью, и сам Марий почувствовал, что зашел слишком далеко. Однако врожденная ненависть к нобилям взяла верх над благоразумием, и он продолжал:

— Отцы-сенаторы! Предлагаю вам отправиться в храм Сатурна, чтобы принести клятву…

— Нет! — резко крикнул Метелл. — Я не пойду. А тебе, низкий муж, вечный позор

и презрение! Глумиться над человеком постыдно, а глумиться над священной властью сената преступно. Я знаю, ты считаешь умение хорошо лгать и обманывать частью добродетели и ума. Неужели этому ты научился у Сципиона Эмилиана?

— Идите, — обратился Марий к сенаторам, не слушая Метелла.

Все встали.

— А ты? — повернулся он к Метеллу.

— Нет, — твердо повторил Метелл. — Не бывать, чтобы плебей навязывал свою волю оптимату!

Требуемая клятва была дана, и Сатурнин, вычеркнув Метелла из списка сенаторов, стал возбуждать против него плебс:

— Квириты, пока вредный муж остается в Италии, вы не получите земель. Добивайтесь, чтобы консулы объявили поскорей об его изгнании!

Через несколько дней Метелл, проходя по форуму, услышал крик глашатая. Он спокойно выслушал постановление комиций об изгнании и направился домой, размышляя, куда ехать и какие вещи взять с собой в чужие страны.

XLI

Накануне выступления популяров против Меммия Марий пришел домой, сопровождаемый Сатурнином, Сафеем и Главцией. Вражда с сенатом, ненависть городского плебса и раздражение союзников (он был уверен, что Телезин и Лампоний считают его двуличным) — всё это угнетало его.

Юлия заметила по лицу мужа, что произошли какие-то неприятности, но спросить в присутствии гостей не решилась. Она видела, что супруг удручен, Сатурнин мрачно-решителен, а Главция — неестественно весел.

Марий и Сатурнин молча уселись у имплювия, а Главция, засмеявшись без причины, воскликнул:

— Борьба начинается!

— Это так, — пробурчал Марий, — но я, консул, нахожусь в странном положении: что прикажет сенат — я обязан исполнить.

Сатурнин пожал плечами.

— А ты не исполняй, — спокойно сказал он. — Созови ветеранов и опрокинь сенат…

Марий молчал. Предложение казалось заманчивым.

Юлия начинала понимать; ей стало страшно. Неужели Марий поддастся подстрекательствам, пойдет против власти, освященной богами, и потрясет республику казнями, грабежами и убийствами?

А Сатурнин говорил:

— Таить, коллеги, нечего — шли мы скользкими путями: хитростью, обманом, даже преступлениями добивались своих целей. Сегодня почин в наших руках. Прикажи созвать ветеранов, — настаивал он, обращаясь к Марию, — и мы опрокинем эту освященную богами власть, станем господами Италии. Мы уравняем в правах население Италии, создадим новую жизнь, а тогда… кто тогда осмелится назвать нас негодяями? Мы запятнали свои имена во имя великой цели, и человечество поймет когда-нибудь, что если и были подкуп и убийство, то совершались они во имя священных идей…