Мария из Брюгге

Бружайте Юлия

Мария и Павел в испуге закричали.

– Так, детвора, тихо, это я! Добрый вечер! – Человек в плаще откинул с головы капюшон, и все узнали хозяина трактира. – Это я, Ганс!

Он не спеша прошел в центр залы, приблизился к сидящим за столом, внимательно всех оглядел и обратился к Нине и Александру:

– За вами сегодня приходил странный человек.

– Это Черный человек, – Мария и Павел перебили Ганса и стали наперебой рассказывать о происшествии, – мы вам пытались рассказать, но вы нас не слушали.

– Так, детвора, спокойно. Я сейчас сам всё подробно расскажу.

И

Ганс в подробностях поведал, как странный человек огромного роста в черном плаще, с капюшоном на голове, полностью закрывающим лицо, появился в трактире и как он, Ганс, хитростью отправил его на другую дорогу, ведущую в сторону Амстердама.

– Как только дождь немного поутих, я тут же поспешил к вам. Примерно часа через три дождь совсем стихнет. Когда этот человек доберется до границы Амстердама, он узнает, что вы там не проходили, и наверняка разгадает мой обман. Тогда вернется сюда. Скорее всего, по дороге обратно где-нибудь переночует – даст отдых себе и своему вороному. Так что не раньше девяти утра будет здесь. Это самое меньшее.

Новость повергла всех в шок.

Молчание прервала Нина:

– Рано или поздно это должно было случиться. Давайте не будем обсуждать при детях создавшуюся ситуацию и пугать их. Я отведу их в спальню и приму дальнейшее решение, – последние слова были обращены непосредственно к Александру. Затем она обратилась к Марии с Павлом: – Попрощайтесь с друзьями и отправляйтесь к себе в комнату. Вам нужно отдохнуть перед дорогой.

Прощание было недолгим. Дети обнялись. Каждый из них интуитивно чувствовал, что они, скорее всего, больше никогда не увидятся. Мария и Павел отличались высоким ростом. Анна, Яков и Жан, несмотря на то, что были на два года старше Марии с Павлом, были ниже и буквально утонули в их объятиях.

– Прощай, Мария! Я всегда буду помнить тебя! – тихо сказала Анна на ушко девочке, и большая крупная слеза скатилась по ее щеке.

– И я всегда буду помнить тебя, Якова и Жана… – тяжелые соленые слёзы ручьями лились по детским щекам.

Пятеро ребятишек, обнявшись, образовали сплоченный круг из сцепленных рук. Они соприкоснулись головами друг с другом, как заговорщики, и Яков тихо произнес – так, чтобы было слышно только им, детям:

– Помните: что бы ни случилось – не смотрите ему в глаза.

Круг цепких детских рук разомкнулся. Нина взяла за руки Марию и Павла и вывела их из комнаты.

Глава одиннадцатая

Сон

– Мамочка, у тебя самые красивые волосы, – тихим шёпотом произнесла Мария и кончиками пальцев дотронулась до маминых светлых волос, струящихся по плечам.

Нина, наклонившись к лицу Марии, так же тихо произнесла:

– Дорогая моя доченька, ты должна уснуть. Постарайся. Нас ожидает долгий путь. Я разбужу тебя и Павла очень рано. – Она ласково погладила Марию по щеке и нежно поцеловала: – Смотри, твой брат уже спит, и ты спи, солнышко мое!

Мария внимательно рассматривала лицо матери. Нина обладала необыкновенной природной красотой: нежная бело-розовая кожа, зеленый цвет глаз, переходящий в светло-карий оттенок, скульптурные

мраморные черты лица, светло-русые волосы, необыкновенно красивые тонкие руки с точеными пальцами. Весь ее облик был живым воплощением скульптур богинь из древних мифов и легенд. И к этому царственному облику – мягкий добрый характер. Она путешествовала уже достаточно давно, была лишена комфорта и ухода, и эта жизнь, наполненная постоянными переживаниями, страхами, конечно, оставила следы и на ее внешности. Она была слишком худой и несколько нервной, постоянно сдерживала себя, как чересчур сильно натянутая скрипичная струна, готовая вот-вот лопнуть.

На лице Нины лежал отпечаток грусти и усталости. Прежде чем заснуть, Мария любила играть с ее роскошными волосами. При этом ее не покидало чувство, что, когда она дотрагивалась до матери, прикосновение к ней проходило через тонкое, невидимое глазом, совсем не материальное Нечто, не объяснимое словами. Это Нечто было настолько хрупким и тонким, что от соприкосновения с ним у Марии что-то сжималось в душе и хотелось плакать.

– Мамочка, я люблю тебя… – прошептала она и погрузилась в сон.

Необыкновенно легкое ощущение возникло в ее маленьком теле. Она, как пушинка, поднялась над кроватью и полетела. Промчавшись сквозь закрытую дверь и далее – из подвала по ступенькам вверх, ещё выше, она оказалась над Белой башней.

«Я лечу… как это здорово!!! Я умею летать! Почему я не знала об этом раньше? – удивилась Мария. – Ведь это так просто…» И ей захотелось подняться еще выше. Мария полетела высоко-высоко, откуда Белая башня и развалины крепости показались ей такими маленькими – будто игрушечными.

«А что там дальше?» – только подумала она, как вдруг поняла, что устремилась в некую невидимую даль. Всё дальше и дальше. Внизу она едва различала какие-то дороги, холмы, деревеньки. Затем впереди показалось множество радужных огоньков.

«Хочу туда… Что там? Как много огней и света!» – Мария устремилась вперед, восторгаясь разворачивающейся перед ней картиной. Она опустилась пониже, чтобы разглядеть огоньки, и вдруг поняла, что все они – это огромные здания.

«Какие большие дома! Я никогда не видела таких! Я не знаю этого города… ах нет, я знаю этот город! Вон тот дом – он мне знаком. И эта дорога мне знакома. И вот окно – это же мое окно!»

Мария влетела сквозь окно в помещение и вдруг ясно осознала, что она бывала здесь много раз и ей тут всё известно. Вот старинное зеркало на стене, вот большой черный музыкальный инструмент на трех ножках. За роялем сидела молодая женщина и перебирала пальцами клавиши. Что-то знакомое почудилось Марии в ее внешности. Вдруг она узнала ее: «Это я! Ведь это я!!!»

Такое открытие совсем не испугало девочку, а, наоборот, вызвало бурю восторга, как восхищаются фокусником, который удачно исполнил сложный фокус. Мария, рассмеявшись, повернулась в воздухе к старинному зеркалу на стене, обрамленному резной деревянной рамой цвета черной вишни. В зеркале она увидела отражение комнаты: мягкий диван, полки с книгами, длинный черный рояль, картины на стенах и себя – совсем взрослую, за роялем.