Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
— Приложу все усилия, чтобы не возникло никаких досадных непониманий, — теперь толмач улыбался заметно шире. — Одну минуту всё же придётся подождать.
Немир скрылся за той же портьерой. Мария огляделась и только тут заметила статую.
— Мама, глянь… — шёпотом сказал Борис, тоже заметивший изваяние.
— А ты не пялься, как дурачок деревенский! — чуть резче, чем нужно, сказала княгиня, отводя взгляд от бесстыдно раскорячившейся каменной девки. Если бы мой Василько застал меня в таком одеянии, да ещё в такой
— Заходите вы трое, Мари-ханум! — на сей раз хан Берке и толмач появились одновременно.
Оставив боярина разглядывать изваяние, Мария, Кирилл и Борис двинулись ко входу. У самых портьер, однако, здоровенный нукер остановил их. Коротким заученным движением он обыскал владыку, нимало не смущаясь высоким саном, за ним настала очередь мальчика.
— Погоди, хан, — в голосе Марии прозвенело возмущение, — Это он что же, и меня так намерен?..
Княгиня произнесла это по-монгольски, и нукер — очевидно, старший охранник — в нерешительности замер.
— Ну что ты, почтенная Мари-ханум! — Берке радушно улыбнулся. — Разумеется, тебя он не коснётся.
Начальник стражи, возможно, и собирался возразить что-то, но тут заговорил почтенный Немир.
— Бату-хан ОЧЕНЬ огорчится, узнав об оскорблении, которое ты собирался нанести почтенной ханум.
Могучий нукер побледнел, примиряюще поднял руки. Немир и Берке — вполне достаточно, чтобы сменить начальника стражи, тем более что желающих занять его место немало.
— Да ни в коем случае! Пусть простит меня почтенная ханум, я и в мыслях не имел нанести ей оскорбление!
Занавеси раздвинулись, и ростовское посольство очутилось в святая святых.
Внутри шатра сегодня было достаточно свежо — золотые светильники было погашены, поскольку солнечный свет косо падал в верхнее отверстие шатра. В огненном столбе плясали пылинки.
За дастарханом сидели двое — сам Бату-хан и старый монгол в грязном, хотя и дорогом халате.
— Здравствуй на века, величайший Бату-хан!
— Здравствуй, Мари-ханум, и вы, гости, — Бату приветливо улыбался. — Это хорошо, что вы научились нашему языку. Так будет легче разговаривать, верно?
— Верно, Повелитель, — Мария улыбнулась в ответ. — Но я ещё не слишком хорошо говорю по-монгольски, и попросила бы почтенного Немира поправлять отдельные слова, если можно. Правильное понимание важнее всего.
— Садитесь, гости, ешьте и пейте! — широким жестом Бату указал на места напротив себя.
Все расселись вокруг стола — хан Берке присел по правую руку от Бату, по левую по-прежнему невозмутимо восседал Сыбудай. Четверо послов разместились напротив, толмач же остался стоять.
Бату-хан с интересом разглядывал ростовскую княгиню, аккуратно присаживающуюся к столу, подворачивая под себя юбку. Совсем ещё молодая женщина, надо же… И красивая. Одни глаза чего стоят…
Бату даже вздрогнул,
«Вот что скажу я тебе, хан. Царство твоё, может, и могуче. Вот только глухое оно и скверное. И не отвратите вы меня от нашей, христианской веры»
Вот он, убийца мужа моего, думала Мария, разглядывая исподволь Бату-хана. Надо выдержать. Надо быть спокойной и твёрдой.
Бату взял с тарелки большой кусок мяса и протянул его Марии, близко поднеся к лицу.
— Возьми, Мари-ханум. Это очень хорошее мясо.
Возможно, он думает, что сейчас княгиня Ростовская вцепится в этот кусок зубами, пронеслось в голове у Воислава. Неужели действительно так полагает?
Мария осторожно приняла мясо рукой, поискав глазами, нашла на столе дощечку, взяла её и положила на край стола, а сверху мясо.
— А ножа нет? — совершенно просто спросила княгиня, озирая стол. Сказала так естественно…
Бату-хан хмыкнул, вынул из ножен кинжал длиной едва не в локоть и протянул Марии рукоятью вперёд. Нукеры разом напряглись, и Берке удивлённо вскинул брови.
— Благодарю, великий хан, — женщина аккуратно и ловно нашинковала мясо на мелкие ломтики и так же просто протянула кинжал назад. — Умм… вкусно… — она уже жевала ломтик, попутно взяв персик.
Бату даже прищёлкнул языком от восхищения. Вот это женщина! А интересно, что будет, если предложить ей разделить постель?
Мысль возникла и улетела куда-то, встретив спокойный взгляд невероятно глубоких глаз.
— … Да, так насчёт ярлыка…
Волны снаружи глухо били в борт корабля, и при каждом ударе где-то звякало железо. Железо кандалов холодило ноги, и Флегонт в который раз попытался подоткнуть штанины под кандальные оковы.
… Их взяли в двух днях пешего пути от того проклятого места. Налетели, окружили, накинули арканы из жёсткого конского волоса… Потом допросы на ломаном русском. Напрасно Ждан предлагал выкуп — не поверили им поганые. А может, просто предпочли деньги здесь и сейчас — за крепких невольников можно выручить немалую сумму.
Вниз они шли дней шесть. Медленно шли, едва переставляя ноги, с каждым шагом уносившие их от родного дома. Прошли мимо того места, угрюмо черневшего головёшками, оставшимися от сожжённых повозок. Солнце вконец разыгралось, палило почти по-летнему, и пленники страдали от жары… Хорошо, Днепр был рядом, так что по крайней мере не мучила жажда.
А потом они увидели корабль, причаленный к берегу. Длинная венецианская галера, с угрюмыми кандальниками на лавках-банках для гребцов. Гребцов на судне хватало, поэтому пленных не посадили на вёсла сразу, а заперли в трюм. Галера подняла парус и двинулась к далёким берегам, отрезая черниговцам путь к свободе.