Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
— Ну? — насторожилась Мария, почувствовав подвох.
— Ну так я тебя научу. Надо всего лишь широко раздвинуть ноги, очень широко. Вот, ложись, я тебе покажу, как примерно…
…Мария лежала на спине, глядя на потолок, где в слабом свете лампады едва угадывался узор настенной росписи. Лежала, вслушиваясь в дыхание мужа, уже уснувшего, насытившись ею. А вот к Марии сон не шёл, ну никак.
Как Василько-то сказал: «ты жена мне, и потому ближе любого боярина…» Хм…
Рядом, за стеной, заплакал маленький Борис Василькович, послышалась возня, сдавленное гульканье — няньки честно исполняли свои обязанности, не дожидаясь,
— Василько, слышь, Василько! — Мария легонько потрясла мужа за плечо.
— А? Что? — князь обернул к ней лицо, хлопая глазами спросонья. — Ты чего не спишь, Маришка?
— Погоди, Василько. Князь Георгий сильно требует виру-то въездную с купцов черниговских брать?
Василько сел на постели, медленно приходя в себя со сна.
— Ну да. Жёстко потребовал, весьма. Как говорят ромеи: «ультиматум».
— Ну так и бери. И батюшка будет брать с ростовских. А после разочтётесь с ним, и купцам убытки вернёте. Ты ростовским купчинам возместишь, а батюшка черниговским.
— Как?
— А вот это уж сам думай, с боярами своими, — притворно рассердилась Мария. — А то всё на жену свалил…
Князь Василько хмыкнул, почесал в затылке, окончательно просыпаясь.
— А что, это мысль. Слушай, и откуда у меня такая умная жена?
— Опять забыл? Да из Чернигова же, князь мой!
Они сдавленно рассмеялись, не желая будить малыша и нянек, спящих в соседней комнате.
— А насчёт железа прямо и не знаю…
— А насчёт железа потерпит дядюшка, — твёрдо отрезал Василько. — Чересчур широко ноги раздвигать тоже не следует, Мариша. Неудобно будет.
На этот раз они расхохотались в голос, уже не сдерживаясь.
— … Ну, вот и ладно!
Князь Михаил Всеволодович не скрывал своего удовлетворения — да что там, настоящей радости. Ещё бы — сосватать наконец дочь, да как удачно — за князя Суздальского Фёдора Ярославича, правую руку великого князя Владимирского Георгия Всеволодовича. Если ещё учесть, что брат его, Александр Ярославич, в Ярославле сидит… Нет, положительно сегодня счастливый день!
Сваты во главе с князем Александром наблюдали за Михаилом с затаённой усмешкой. Ну как же… Ростов Великий князь Михаил давно и уверенно числит в своём сундуке, на том основании, что там сидит его горячо любимый зять. Не без основания считает, кстати, потому как князь тамошний Василько Константинович в благодарность за свою Марию уже, поди, всех куниц в ростовских лесах перевёл, снабжая меховой валютой любимого тестя, чьи военно-политические расходы неуклонно растут. Теперь вот и Суздаль, должно, уж занёс в свою амбарную книгу… Да только тут ещё великий князь Георгий как решит. Вряд ли Георгий Всеволодович согласится безропотно глядеть на растущее влияние в подчинённом стольному Владимиру Суздале своего конкурента, уже снискавшего себе среди князей и бояр по всей Руси устойчивую славу: «на ходу подмётки режет».
— Эй, Лешко! — зычно позвал князь Михаил. В дверях тут же возникла фигура тиуна Лешко. — Княжну Феодулию позовите!
Когда княжна вошла в отцовские покои, сваты и сам Фёдор Ярославич невольно затаили дыхание. Хороша, ох, до чего хороша!
И в самом деле, Феодулия, которой уже шёл двадцать первый год, находилась в самом расцвете своей девичьей красы. Стройная,
— Феодулия, вот князь Суздальский Фёдор Ярославич просит твоей руки у меня. Что скажешь?
— Воля твоя, батюшка, — Феодулия не поднимала глаз, и длиннейшие чудные ресницы её чуть трепетали.
— Не понял! — удивился Михаил Всеволодович.
— Да, батюшка, — по-прежнему не поднимая глаз, ответила княжна. — Я согласна.
Князь Михаил помолчал пару секунд.
— Ладно. Всё, свободна!
— …В чём дело-то? Или жених не по нраву?
Княгиня Черниговская сидела на лавке, мельком озираясь. В светёлке, где обитала княжна, казалось, ничего не изменилось с тех пор, как уехала из отчего дома Мария. Нет, всё же изменилось — стало всё строже, суше, что ли. Порядок и аккуратность…
— Чего молчишь, Филя? — вновь задала вопрос княгиня.
— Сон я видела, матушка, — ответила Феодулия.
— Какой сон? Опять сон? О чём сон-то?
— Ох, да не пытайте вы все меня! — вскрикнула вдруг Феодулия страдальческим голосом.
Княгиня уже была раздражена. Ну что это такое, в самом деле…
— Ладно, Филя. Ладно… Сон, говоришь… Ну так я тебе скажу, что наяву стало бы с тобой в конце концов, коли б не посватал тебя князь Фёдор Суздальский. Сказать?
— Сама понимаю я, — слабо улыбнулась Феодулия. — Монастырь.
— Ну вот и хорошо, что понимаешь, ты всегда умницей была. Двадцать один год тебе вот-вот стукнет, в твои-то годы у большинства детишки бегают, да и не по одному. Ты думаешь, на века твоя краса? Нет, Филя, — княгиня вздохнула. — Всё в этом мире быстротечно, а уж девичья краса прежде всего…
Княгиня пересела к Феодулии поближе, погладила её по волосам.
— Ничего нет хорошего там, в монастыре-то, токмо судьбы погубленные, заживо похороненные. Уж ты поверь мне, Филя. Княгиней Суздальской всяко быть лучше, да и князь Фёдор, похоже, влюбился в тебя, так что будешь ты счастлива.
— Нет, мама, — Феодулия вновь слабо улыбнулась. — Сон я видела.
— Да что это такое, Филя! — не выдержала княгиня — Типун тебе на язык, честное слово! Заладила — «сон, сон…»!
— Успокойтесь вы с батюшкой, — ответила Феодулия. — Я уже сказала — я согласна… Чего ещё от меня хотите?
— Ладно… — княгиня уже успокаивалась. — Отец отправляет тебя в Суздаль, там и свадьбу сыграете. Так что готовься.
Княгиня Черниговская поднялась, шурша подолом, вышла. Феодулия тоже встала, подошла к окошку, нервно ломая пальцы.
В дверь светёлки постучали — негромко, даже робко.
— Да войди уже, Фёдор Ярославич, — откликнулась княжна.
Князь Суздальский вошёл, мельком удивившись — как угадала, что он это? Неловко переступив порог, поклонился княжне, перекрестился на иконы в углу. Серые глаза тревожно смотрели на девушку, стоящую у окна.
— Батюшка твой дозволил мне с тобой переговорить наедине, Феодулия свет Михайловна. Ты дозволишь ли?
Феодулия обернулась, глядя на жениха в упор своими дивными глазами.